If our hearts are never broken
Well there’s no joy in the mending
There’s so much this hurt can teach us both
Though there’s distance and there’s silence
Your words have never left me
They’re the prayer that I say every day.

С того самого дня, как ты спускалась с этих ступеней, Мэтти Элис Адамс, прошло чуть более месяца, и ты всем сердцем пообещала себе - ты никогда сюда больше не вернёшься. Ты будешь той, кто гордо вылил ему виски на голову, будешь той, кто смог отказаться от Алекса Белла, и кому он ничего не может сделать, неизвестно по какой причине. Когда ты стуча каблуками шла по этим ступенькам, ты думала, это лучший момент в твоей жизни - ты смогла от него отказаться, ты не переступишь через себя, ты будешь выше того унижения, что он мог тебе предложить. Брюнетка, которая никому не принадлежит, брюнетка, которая обнажённая находилась на его руках, растворялась в его объятиях и чувствовала себе как никогда желанной. Он тебя разбил, а позже ты била посуду у себя на кухне в расстройстве, помнится, соседи даже вызвали полицию... несколько часов в скорой, и ты снова на свободе, ибо сказала, что за тобой есть, кому ухаживать. То утро было самым отвратным, ведь ты, моя деточка, ненавидишь быть в чьих-то твёрдых руках, ненавидишь быть пойманной, ненавидишь условности. Ты казалось, одичала за всё это время, хотя и старалась жить и далее своей жизнью, старалась продолжать читать умные книжки, смотреть кино, иногда есть, пока деньги не стали кончаться.
Этот месяц стал одним из самых необычных, с тех пор, как ты стала по утрам засыпать на кафеле ванной, после того как "выдашь" всё, что было съедено, ежели было. Ты смотрела на своё зелёное лицо в зеркало, на свою слабость и постоянное желание то ли что-то есть, то ли перемены в настроении. Ты чувствовала себя ещё более дикой, чем ранее, хотя куда уже было хуже. Не отвечала на звонки Дина, не отвечала на попытки выйти с тобой на контакт, и это было довольно простой задачей... ни одного друга, а Белл, как ни странно, тебя не искал, следовательно, ты никому не была нужна. Хотя, что тут может быть странного, ему было далеко наплевать, да еще, и задета мужская гордость, потому что вероятно, с ним никто так не поступал. Но по ночам сидя опираясь на бетонную стену в своей гостиной, заливаясь чаем, Адамс, ты думала обо всём что произошло, обо всех словах и странном желании, о страсти, о сливающихся в сумасшествии телах. Ты снова разбрасывала все свои получившееся фотографии, рвала на мелкие кусочки, и больше не могла курить, неизвестно почему. Жизнь шла к чертям, потому что не хватало средств даже на сигареты. Когда не наступило положенных "красных гостей" в отведённый для этого срок, Мэтти даже занервничала, закусывая губу и отрывая заусенцы на больших пальцах. Она ходила кругами по студии, садилась в метро, уезжая на другой конец Атланты, и управляла снами сидящих поздней ночью в метро людей. Новая забава, ага. Мэтти, ты менялась.
Однажды, когда ты уже вышла из вагона метро и поднялась наверх, ты решила зайти в аптеку, купить вещь, которую приходилось иногда покупать в прошлом, но к счастью, она не требовалась. Тест. Довольно волнительная и не самая аккуратная процедура, но она могла ответить на все вопросы.
Две полосы. Сержант.
- Блядь, - был единственный её звук, выданный в этот момент, и побег в метро, где она украла деньги в час-пик на десяток новых тестов. Ты делала один за другим, по утрам, и в итоге, ни один не дал отрицательного результата. Никакой надежды. Дрожащими руками она набрала первый попавшийся номер, и сообщила тому, с кем, казалось бы, рассчитывала на возможное семейное будущее, если её не собьёт трамвай. Однако услышала неуверенный голос и беседу об отъезде в Голландию, на конференцию по фотографии...
Следующие дня три, Мэтти ревела. Как маленький пятилетний ребёнок она только успевала поедать солёные огурцы, булочки с шоколадом и запивать всё апельсиновым соком. На большее не хватало денег, не хватало сил, на воровство и жизнь теперь уже точно огромным комом катилась по наклонной. Адамс думала, что в ещё одном припадке она вскроет себе вены осколками от тарелок, которые к слову, всё ещё лежат в мусорном ведре. На всякий случай. Она засыпала на матрасе посреди комнаты, сворачиваясь, укутывалась в одеяло, и держала ладонь на животе. Там рождалось что-то абсолютно новое, вызывающее страх, непонимание, предвещающее скорую гибель им обоим. Мэтти думала о том, что с ней явно всё кончено, ибо денег не оставалось вовсе, к отцу она идти боялась.
Всё же, за несколько часов до прихода в клуб, Мэтти вытирая слёзы, красила губы красной помадой и расчёсывала каштановые волосы, надевая платье и пальто. Как поэтично, короткому белому кружевному платью пришло время «выйти в свет» - она собиралась в клуб. Найдя ещё какой-то жалкий кусочек кружева, Адамс накрыла им голову, зацепив несколькими заколками. Наконец пальто и выход на улицу, холод и снова дрожащие ещё более похудевшие ноги. Мэтти Адамс шла, словно засыпая, слезящимися глазами смотря на улицу и слабо улыбаясь детям, идущим мимо и просящим конфеты. Ну же, сегодня праздник, поэтому у неё не зря такой безумный внешний вид. В клуб нельзя было пройти без костюма не иначе, да и появление нужно было сделать максимально эффектным, максимально непредсказуемым, дабы Белл и вовсе потерял сознание, как его теряет иногда Адамс и поднимается через пару часов.
Вот мы и на ступенях с которых начали. Девушка уже снявшая пальто, поднимается по ступенькам в VIP-зону, благо, пока её пропускают туда. Белл не запретил охране вообще впускать эту дикую, значит, забыл. Значит, он не обижен, хотя увидав её сейчас, точно может убить.
А кстати, вот и огни освещают его лицо, как всегда серьёзное и холодное - он осматривает свои владения словно король, не замечает поднявшуюся Адамс, которая снова кладёт руку на всё ещё плоский живот. Это даже придавало какой-то уверенности, хотя, страх никуда не исчез.
Она никогда не смогла бы его убить. Даже и не спрашивай. Адамс медленно подходит к Беллу сзади, проведя пальцами по его спине, ожидая, когда он повернёт голову. Поднимает подбородок, глаза снова заслезились, да что же за ерунда происходит с этими эмоциями?
- С Хэллоуином, - произносит девушка, убирая свою руку с его спины, и заправляет локон волос за ухо. Музыка громко била по ушам, отчего-то танцующие тела больше не вызывали желания присоединиться. Сумасшедшие танцы, разноцветные тела, сегодня все в разных костюмах - кто на что горазд. Мэтти опустила голову, встав рядом с Алексом, опираясь поясницей на перила.
- Не удивляйся только, - ненадолго Адамс подняла глаза, встретившись с Алексом взглядом. Она и забыла об этих ледяные глазах, которые сейчас были явно поражены её приходом. Она, жаль, не могла читать мыслей, но Белл точно не был так безразличен. Всё же, доля удивления была, - как... чёрт, - Мэтти и вопроса задать не могла, всё никак не придумаешь что спросить, ибо её отнюдь не интересовало, как идут его дела, - давай отойдём. Я не могу тут находиться. Я серьёзно, - Мэтти отошла вглубь площадки, где было тише и столики пусты, она не села, но всё же остановилась там. Видно было дверь, которой она хлопнула чуть большемесяца назад. Здесь ничего не изменилось, однако, сменилась сама посетительница.

Это было гораздо сложнее, чем ей казалось несколько дней назад. Стоит заметить, у Адамс была целая речь, однако, она исчезла и вовсе из памяти, как только Белл возник перед глазами. Она ночи напролёт просиживала в студии среди осколков, смятых простыней, раскиданной одежды, представляя, как произнесёт каждое слово и с какой интонацией, ожидала его ответной реакции, и в каждой фантазии Алекс её убивал. Отчего-то казалось, что он смог бы скрутить ей шею, зная его холодность и жестокость, ведь проведя с ней ту ночь, он, вероятно и вовсе охладел к Мэтти. Чего не скажешь о брюнетке, которая поначалу его ненавидела, затем стала скучать, искренне понимая, что больше ей никто не поможет. Она всё ещё питала надежды на то, что всё может наладиться, что он сможет ей помочь, хотя бы, поддержит средствами, если не захочет видеть ребёнка. Он и вовсе может не поверить бывшей шлюхе - мало ли от кого она залетела, мало ли, кто помог ей в это вляпаться...
- Сегодня же праздник, - заметила Мэтти, отвечая на "комплимент", - надо выглядеть соответствующе. У меня ведь очень натуральный костюм так? Дрянь, которая вляпалась по самые уши, - сев напротив, Адамс положила руки на стол, одной помахав перед собой. Не хватало воздуха, здесь было душно, слишком много личностей, слишком низкие потолки, нет простора. Было бы замечательно отыскать уединённый балкон, где свежо последней ночью октября, но, увы, здесь Адамс была явно не на своей территории.
Только через несколько минут Мэтти поняла, кого имеет в виду Алекс, что и говорить, девушка слушала его в пол-уха, гораздо усердней думая, как спастись от духоты, пересыхания в горле, и как заговорить именно по делу, с которым пришла брюнетка. Довольно эффектное появление - это было видно по лицу Белла, и он точно заметил изменения - ещё более худые плечи, ноги, совсем нежизнерадостное выражение лица. Это было похоже на тот сюжет, из "Унесённых ветром", когда Скарлетт является к Батлеру в платье, сшитом из шторы её мамушкой, когда он видит похудевшие, впавшие щёки, и от было молодости и свежести не осталось и следа. Мэтти далеко не была Скарлетт, но сейчас ситуация была похожей - брюнетке уже давно не было так плохо, а в ситуацию связанную с детьми и беременностью и вовсе никогда не попадала.
Белл явно тоже не попадал. Мэтти даже и не могла представить его будущей реакции.
Она слабо улыбнулась, дав понять, что она знает, о ком говорит Алекс и подозвала официанта, попросив как ни странно воды. Странно было бы для Белла, потому что он точно помнил, как Мэтти выпивала с ним и не одну бутылку, и танцевала и сходила с ума, и янтарная жидкость текла у неё вместо крови.
- К счастью, ему больше ничего не угрожает, - сказала девушка, выпивая полный стакан воды и наливая ещё из графина, - он сбежал. Мне нужна твоя помощь, Алекс, - начала девушка, и снова отпила несколько глотков из стакана, стало чуть лучше.
Вдруг, брюнетка вспомнила о его возлюбленной, и огляделась, возможно, сейчас эта пьяная дамочка может появиться из-за угла и как всегда метаться к бару и от бара. Мэтти боялась, что кто-то может ей помешать, когда она только собралась произнести несколько слов.
- Я знаю, тебе гадко меня видеть, знаю, что ушла настолько... по-идиотски, - заговорила Адамс, активно жестикулируя пальцами, стуча ими то и дело по столу, - Джекс сегодня не придёт?
На всякий случай, Мэтти откинулась на спинку диванчика, оглядев заново помещение. Она нервно закусила красную губу, к счастью, помада не стиралась, и перевела взгляд на всё ещё поражённого таким появлением Белла.
- У меня никого больше нет. Мне нечем себя обеспечить, я не ем уже несколько дней, - говорила Мэтти, будто сама для себя перечисляя, это было похоже на монолог. Она вновь отпила воды, и сделала глубокий вдох, желая хоть немного себе помочь. Как и месяц назад, внутри не хватало воздуха, только теперь не от страсти, а от страха, сумасшедшего страха заставлявшего дрожать колени, пальцы рук, всё хрупкое, жалкое тело.

Что менялось, в прежде бурном море, что-то менялось вокруг, так же как изменения с каждым днём происходили внутри её тела, внутри разума. Нет, можете не верить в её выздоровление, биполярное расстройство не исчезло и вряд ли когда-либо будет вылечено, однако, она с ним справлялась, уже не творя с собой неизвестно что, не пытаясь кого-то убить. Что и говорить, последний месяц она не была опасной для кого-либо, скорей везло - фазы выпадали на одинокие, октябрьские ночи.
Белл не был таким надменным, каким Мэтти ожидала его увидеть, он даже был как-то заинтересован в том, что говорит девушка, хотя она пыталась молоть языком, лишь бы придти к необходимой к обсуждению теме. Увы, в мыслях плутала фантазия о том, что неожиданно Белл завладел способностью телепатии, возможно, читает мысли, или сам всё поймёт. Но он, увы, всё также неуязвим, она даже никогда не сможет нарисовать ему красивый сон - единственное что умеет.
Вы и не представляете, как она боялась последний месяц проявления второй способности - она боялась увидеть его смерть, ведь это её последний шанс на существование. Последний шанс на то, чтобы дать жизнь кому-то кроме себя, даже если тебе страшно и не хочется жить от всей ответственности, что вскоре свалится на Адамс. Она стянула недо - фату, и оставила её на диванчике, когда Белл подошёл к ней, взяв за руку и потянув за собой.
- Я бы согласилась, - заметила она насчёт работы, - но я скорей всего, потеряла сноровку, чёрт возьми, - Мэтти горько улыбнулась, вспоминая, что даже преступление сейчас было бы каким-то доходом, но, увы, с такой слабостью ничего не украдёшь. Она медленно умирала и могла убить того, кто находился под сердцем. А с каждым днём этот "кто-то" был всё более дорог, иначе не объяснишь даже отказ от плохих привычек.
Алекс будто бы и вправду читал её мысли, уводя девушка на отдалённую от всей этой духоты крышу. Может, Белл вообще связан с ней невидимой нитью, поэтому так легко угадывает желания той, что рядом сегодня. Чем выше они поднимались по ступенькам, тем лучше становилось, дышалось легче, это даже придало ей сил. Она выпрямила плечи, хоть и ненадолго, посмотрела на звёздное октябрьское небо, бескрайнее и свободное. Ни единой тучи, эта ночь в Атланте была ясной, предвещающей что-то хорошее. Однако на крыше было ветрено, правда Мэтти не пришлось долго это терпеть, вскоре плечи накрыла кофта. Белл также изменился, иначе не объяснишь всю неведомую до этого заботу.
- Брал курсы юных джентльменов? - она вскинула бровь и усмехнулась, приблизившись к Алексу и осматривая носки своей дорогой и довольно симпатичной обуви. Стоит их продать, если совсем не хватит денег. Не хотелось бы с вами расставаться, но думаю, вскоре и вы мне не понадобитесь. Не сменить бы на белые тапочки.
Алекс быстро вырвал её из пессимистичных мыслей, подняв лицо за подбородок и встретившись с ней глазами. Брюнетка и забыла магическое свойство этих глаз - особые перемены в настроении: иногда они были неприветливо ледяными, а иногда настолько глубокими, что и взгляда нельзя отвести. Казалось бы, Алекс Белл пытается казаться бесчувственным мудаком, коим Мэтти его часто называла в своих мыслях, всё же, он выдавал себя взглядом, который сейчас был как никогда серьёзен и обеспокоен. Набрав воздуха в лёгкие, Мэтти выпалила:
- Ты станешь отцом, - она быстро опустила глаза, закусив губу и сцепив свои пальцы, как-то странно качнувшись ближе к мужчине, - чёрт, - хотелось почувствовать хотя бы его руку поддержки, прежде чем, он отреагирует взрывоопасно, - я беременна, Алекс, - на этот раз виновато произнесла девушка, резко развернувшись и снова качнувшись на тонких ногах, отошла, путаясь руками в своих же волосах цвета тёмного шоколада. Больно кусая губы, чувствовала как глаза снова "на мокром месте", и не поймёшь сразу из-за чего. От волнения, от страха, что над Мэтти нависла ответственность, которой ранее испытывать не приходилось, или от боязни того, какой будет его реакция. Развернувшись, и взглянув на Алекса через плечо, Адамс неловко ждала его реакции.

Странно, но даже не слышно раскатов грома вдалеке и молния не бьёт тебя в макушку. Алекс точно не Тор, и не носит с собой молот, но иногда Мэтти казалось, что он мог бы её придушить. Хотя... хотя о чём может говорить эта совершенно необъяснимая реакция - удивление, даже никаких ругательств, он не скинул её с крыши, не заставил её... убить это маленькое существо, живущее внутри. Мэтти боялась перемен в его настроении, ибо, если он сейчас пребывает в шоке, в дальнейшем у него может начаться какое-нибудь расстройство, и он осознает, что та самая хрупкая брюнетка тащит его в пропасть, своими проблемами, этим неизвестным чадом... Адамс больше всего боялась, что он причинит теперь ИМ боль, боялась, что он не остановиться ни перед чем, чтобы избавиться от проблем.
Наверное, Мэтти в нём ошибалась. Наверное.
Прошлые месяцы казались беззаботным подростковым возрастом, ибо тогда они были по-настоящему весёлыми, глупыми подростками, которым море по колено, которых ничего не обременяет. Мэтти помнила свои слова, о том, что её ничто не держит. Помнила его поправку о "никто"... Теперь внутри был кто-то, кто ещё не подавал никаких знаков, но уже согревал изнутри, даже если на крыше очень холодно и у тебя мёрзнет всё, от кончиков пальцев ног и выше.
- Конечно это не его ребёнок, - возмущённо, немного ошарашено таким предположением, сказала брюнетка, разводя руки в стороны, - я не хочу вдаваться в грёбанные подробности, но я тра... была с ним довольно давно. Я узнала... может две недели назад, днём меньше, днём больше... - Мэтти сделала несколько шагов вперёд, навстречу новоявленному будущему "папочке", всё ещё не улыбаясь, всё ещё слезились испуганные зелёные глаза. Всё же, они просияли, потому что Алекс на первых порах даже не зол, - поверь мне, я боялась сказать, и... - но тут её перебили резким объятием тёплых рук, снова этих больших ладоней, приятным, таким родным прикосновением. Внутри будто что-то порхает от удовольствия, будто на дворе и вовсе не октябрь, а начинается весна, и ветер тёплый...
- Я хочу, чтобы он жил, мне не важно, какого он пола, - дрожащим голосом ответила Мэтти, хотя не могла отрицать, что предыдущая реплика была самым милым, что ей когда-либо приходилось слышать. Она не знала, каким может быть счастье, но почувствовала это месяц назад, когда таяла в его объятиях словно кубик льда на солнце... Сегодня это чувство возросло, в несколько раз, в несколько тысяч раз, потому что Мэтти даже просияла. Глаза заблестели, она подняла голову, дотягиваясь своими губами только до шеи Белла. Оставив лёгкий поцелуй, девушка снова сцепила руки между собой, прижавшись только сильнее.
- Не отказывайся от нас, прошу, - Мэтти и вовсе так не говорила, но сейчас, она нуждалась в этом человеке как никогда сильно. Эти эмоции смешанные с бешеным желанием быть рядом и не уходить из этих объятий, будто здесь они чувствуют себя наиболее комфортно. Резко перехватив его левую руку, Мэтти переложила себе на живот, накрыв одновременно своей маленькой бледной ручкой. Естественно, самого "живота" ещё не было, девушка и сама не знала, зачем так поступает, но внутри снова запорхали неведомые никому магические существа, - я... я его люблю. Начинаю. Алекс, ты всё... что у нас есть, - по щеке потекла мокрая солёная капля, которую девушка быстро вытерла тыльной стороной ладони.
Ты всегда боялась казаться слабой. Не просила прощения, не признавалась в привязанности, ты всегда считала, что это только заставит других унижать тебя ещё больше. Ты знаешь о мучениях не понаслышке, знаешь о том, как стараются унизить, швыряя на пол, разбиваешь колени, не можешь и слова произнести. Всё же вечером снова выходишь к шесту, танцуешь, потому что от этого зависит твоя жизнь. Ты терпела.
Впервые, от тебя зависит чья-то ещё жизнь - самое дорогое существо, такое маленькое и слабое становится всем миром, каждый день его Вселенная расширяется. Ты даже не знаешь, как оно выглядит, даже не знаешь, что чувствует, однако, уже начинаешь любить.

Сердце бьётся бешено, неумолимо ветер щекочет волосами по лицу, пытаясь пробудить тебя от былого ослепления, от былой надежды, что сейчас он развернётся и позвонит блондинке, сказав, что всё кончено. Они уедут куда-нибудь в Алесдун, в заживут там, в каком-нибудь доме с тиле арт - ново. Это всё было лишней, совершенно туманной фантазией, которой недолго пришлось существовать, потому что теперь Алекс старался её разбудить от собственных надежд. Как ни странно, она старалась вернуться в реальность, но не могла. Слишком сильную он выстроил картинку, которая то и дело заставляла верить. Верить в то, что она может быть кому-то важна, что она может быть счастливой, что она не единственная, кто хочет сберечь ребёнка.
Он бил больно, каждым словом давал звонкую пощёчину, сбивая с толку, заставляя падать на колени и разбивать костяшки о поверхность крыши. Белл что-то говорил о любви к той Джекс, а для Мэтти это значило - всё потеряно. Она только понадеялась на какую-то более менее приличную жизнь, она ломала себе кости, чтобы не уйти отсюда, наступало на горло своей гордости. Она слушала все эти обидные, грубые вещи о любви к другой - всё звучало гораздо сильнее и оскорбительнее, чем самые грязные ругательства. Что может быть хуже утерянных надежд, того, что единственный раз в жизни ты так сильно желаешь находиться рядом с этим человеком, а он отнюдь этого не желает.
Колени бы уже кровоточили, как и костяшки, и снова хотелось провалиться на месте. Слёзы не переставали течь, как бы усилено Белл не размазывал их по впавшим щекам. Ещё более грубо в мыслях эхом отдавались слова Белла, ещё ненависть к себе росла, росло понимание самого обречённого положения в жизни - он никогда не будет рядом с брюнеткой, потому что этот танец был отнюдь не для них.
Она иногда пыталась вставить свои реплики, но не успевала, всё же под конец прошептала, не глядя в глаза Алекса. И этот взгляд причинял жуткую боль.
- Я не подпущу его к себе, - пообещала девушка, вспоминая пепельного блондина и его жалкий, неуверенный голос, - я жутко голодна, у тебя ведь здесь хорошая кухня, а не только закуски? - старается выглядеть нормальной, уже и забыла, что становится всё также душно, на крыше накрапывал дождь. Климат Атланты был довольно необычным, ясное, ночное небо легко сменилось противным, накрапывающим дождём. Всхлипнув, Адамс и забыла о его поцелуе, что более не согревал. Она старалась не подпускать к себе лишних надежд.
Теперь уже именно эти неведомые существа протягивали свои лапы к разуму Мэт - надежды пытались её спутать, пытались убить, затянуть в своё болото.
- Я давно не курю, - бросила Адамс, и прошла снова в зал на втором этаже и села на диванчик, у стены, завернувшись в кофту и спрятавшись в угол, закинув ноги на диванчик. Она проследила за его походкой, всё ещё слезящимися глазами наблюдая за всем происходящим. Она хотела выругаться, но вместо этого только опустила руки на живот, прикрывая самое дорогое. Закусив губу, остановила взгляд на соседнем столике, где стояло несколько слабых светильников. Стоило отвлечься, стоило убить в себе все слова, которые он сейчас произнёс.
Я люблю тебя. Люблю, даже если не знаю что это такое, - немного качаясь, думала Мэтти, опуская голову на колени. Адамс закрыла лицо руками, надавив на глаза, стараясь заставить себя расслабиться и перестать плакать.
- Я хорошо себя чувствую, не волнуйся, - на всякий случай произнесла Мэтти, на самом деле не желая говорить ничего, не было резона. Адамс ненавидела утомительных пауз, ненавидела себя, но уже гордилась, что несмотря на всё, оставалась здесь - плевала на свои принципы и терпела боль, ради того человека, что стал самым дорогим.

Запах еды, источаемый от тарелок, ударил в нос, и был самым прекрасным ароматом, который ей довелось когда-либо чувствовать. Конечно, причина этому голод и неизмеримое желание наконец-то чего-то отпотчевать, но Мэтти чуть руки не протягивала к бармену, что несёт поздний ужин. Как только тарелки коснулись стола, а бармен ушёл, девушка себе пододвинула первую же и принялась поедать салат "Цезарь". Каждый продукт был свежим, к счастью, отменный вкус, отменный запах. Оторвавшись, на реплику Алекса о том, что следует, есть по чуть-чуть, Мэтти только закрыла глаза и промычала от удовольствия с улыбкой. Затем жуя, посмотрела на Белла севшего рядом.
Это неповторимая магия, которая возникает между людьми с появлением чего-то настолько общего, была как никогда сильна, по крайней мере, это чувствовала Адамс. Её тянуло к Беллу ещё больше, чем ранее. Если раньше она приходила сюда за развлечениями и шальной выпивкой, за общением с ним, теперь Адамс приходила сюда, потому что этот ребёнок внутри её притягивал. Да, не смейтесь, она помнит всё, что он сказал, что он не собирается быть примерным папашей, что он не будет с ней жить, скорее всего и не оставит свою наркоманку... Но как бы Мэтти не отталкивала все надежды, они всё равно закрадывались в голову. Их укрепляли его заботливый взгляд, какие-то вопросы, он теперь не мог оставить её просто так. С одной стороны, Мэтти могла понять тех дам, что специально заводят детей, чтобы вернуть былую любовь мужчины, это действительно творило с противоположным полом что-то странное, Алекс изменился, и Адамс не хотела верить, что это происходило по вине Джекс. Хотя чем иначе объяснить то, что он всегда выбирал блондинку?
Прожевав, Мэтт заговорила.
- Я посмотрела бы на тебя, если бы тебе удалось лишь несколько дней назад съесть дешёвую булку из выпечки, а потом возникает целый пир. Я ем за двоих, помнишь? - она улыбнулась, оголив свои детские, некрасивые зубы, и снова вернулась к салату. Казалось, что за всю жизнь она не ела, чтобы начать есть сейчас, хотя возможно, внутри говорило просто сумасшедшее чувство голода.
Девушка подняла зелёные глаза, подумав на секунду. Оставлять его одного не хотелось, уж не сильно она была в нём уверена в настоящий момент. Белл мог её оставить, уехать в неизвестном направлении, а вернуться через неделю. Она никогда не была у него дома, и такое предложение заставляло её быть уверенней в том, что он может нести какую-то ответственность. Хотя всё ещё тот же взрослый самоуверенный мальчик.
- Ты живёшь с ней? - Алекс естественно знал, кто она, и почему Мэтти спрашивает. Если Белл не убил брюнетку до сих пор, но в какой-нибудь ломке её захочет убить Джекс, и точно убьёт, узнав, что произошло. Причём, ничего её не остановит от истерики предварительно, а Мэтти просто терпеть не могла истерики, терпеть не могла блондинку, которая занимала в его сердце особое место.
- Я подожду тебя, - брюнетка снова опустила глаза, поедая салат уже медленней, натыкала помидору cherry, на вилку и тщательно жевала, чтобы не глотать как крокодил.
Адамс переложила одну из рук на его плечо, приподнявшись, и затем прислонившись лицом к предплечью, заглядывая к Беллу в глаза. Почему объятий так мало? Почему ей постоянно недостаточно его внимания? Невольно вспоминаешь прошлое, как ты просила в тот вечер немного грёбанного времени для себя, и он дал тебе с избытком своего внимания. Теперь плодом этого вечера стал ребёнок, и теперь последствия необратимы. Мэтти знала, что они были необратимы, она не позволит ничего сделать с ребёнком.
Она хотела что-то произнести, но боялась, боялась того, что Алекс снова предотвратит все её попытки быть рядом, быть ему нужной.
- Я не хочу оставаться одна, пожалуйста, - она закусила красную губу, и взяла кусочек рыбы с одной из тарелок, - никогда её не любила, но так хочется, – и, прожевав кусочек, Адамс положила голову на его плечо. Странно, это открытое проявление слабости для неё, но когда тебе надо чтобы кто-то мог позаботиться, ты рада любой помощи. Ты катастрофически хочешь его внимания, когда у вас есть только один человек на свете, способный с избытком предоставить свою заботу. Жаль, мать твоя, дитя, делала ошибки, жаль она и не предполагала, что когда-то будет так обречённо прислонять голову к его предплечью.

Отредактировано Mattie A. Adams (22 Янв 2013 13:29:41)

Ты немного хмуришься от его строгости, будто он тебе отец, который хочет напустить строгость на дочку, хочет заставить её послушаться. Мэтти в таком состоянии и вовсе находилась, будто в полёте, а будто на самой низшей точке. Проще говоря: не могла всё взвесить, не могла подумать о том, на что соглашается, что делает сейчас, какие решения принимает. Настроение меняется как кардиограмма, ты, то открыто надеешься на светлое будущее, то пребываешь в депрессии и злости на себя, от его слов, от его действий. Ты боишься. Ты всегда чего-то боялась, теперь боишься, что он будет последним, кто от тебя откажется и не будет ни единого шанса на то, чтобы ты и ребёнок могли жить.
Мэтти наклонилась снова к салату, и теперь медленнее опустошала тарелки, съедая по кусочку то из той, где лежали закуски, поедая хлеб, и запивая всё водой.
Вопрос заставил её напрячься, а тем более то, что Алекс сказал после. Адамс ответила не сразу, стеклянным взглядом, более не таким счастливым как раньше, посмотрев на Белла. Она дожевала остатки и запила водой, снова опираясь на стену спиной.
- Я не сразу страдала этим расстройством, я вообще была здоровой в детстве. Это случилось после смертей мамы и бабушки, того что мне пришлось пережить, - она закусила ноготь на большом пальце своей тонкой руки, и снова посмотрела в сторону, вспоминая, с чего началось биполярное расстройство. Сначала, перемены в настроении, если депрессия, то постепенно переходящая в замкнутость, Мэтти становилась ребёнком далеко не похожим на других. Затем стали наступать фазы расстройства - ты и вовсе не понимала что делаешь, ты просто кричала, ломала всё вокруг, беспричинно била тарелки. Чем тяжелее становилось, тем чаще они наступали. Мало времени для спокойствия. Ты пила, курила, пыталась как-то отвлечься.
- Я надеюсь, что он будет здоровым, знаешь, я могу отказаться от всего, лишь бы это сделало его жизнь лучше. Да и пусть получает какую-то грёбанную способность, я не сильно страдаю от приобретения своей! - Мэтт ударила кулачком по столу, не сильно, не создавая даже шума, - знаешь, я всего лишь управляю снами, и вижу чьи-то смерти изредка. Ты неуязвим. Надеюсь, ему достанется что-то гораздо более... крутое, - она и сама не могла выговаривать слова, уж больно странными были все эти фразы о способностях, тем более и сама Адамс не понимала, как это действует до сих пор. Она не верила в сверхъестественные вещи, хотя, когда на твоём пути встречаются грёбанные экстрасенсы или те, кто читают мысли, невольно поверишь.
Она снова поднялась, обхватив ручками его предплечье и немного сжав.
- Да и не смей говорить о том, чтобы избавиться от него, - теперь в голосе Адамс была какая-то несвойственная твёрдость и серьёзность, - я ничего не позволю сделать. Он живой, понимаешь? Он частица нас, может он станет кем-то лучше, чем мы, он будет особенным. Я никогда и не подумаю от него избавиться, - Мэтти отпустила его руку, замолчав, и запивая водой свой ужин. Вроде больше не хотелось есть, да и в туалет бежать, пока не требовалось. Было трудно привыкать к чему-то настолько новому, ко всему необычному, что происходило с тобой, что меняло тебя ежедневно.
Мэтти отодвинулась, и опираясь спиной на стену, подняла голову, разглядывая лампочки в потолке. Приглушённый свет создавал какую-то особую атмосферу. Наедине с Алексом было даже как-то уютно.
- Когда я только узнала, я сделала с десяток этих идиотских тестов, я больше всего боялась. Боялась, что у меня никого нет, что я могу загубить чью-то ещё жизнь кроме своей. Мне наплевать на себя. Наплевать было до этих пор. Ты начинаешь переосмысливать своё глупое существование, когда нет никого, ради кого стоило бы жить. Он "слился", - усмехнулась Мэтти, имея в виду Дина, даже с какой-то улыбкой вспоминая этот телефонный разговор, - я боялась тебе сказать. Ты же знаешь, какая гордая, как я не могла поговорить с тобой. Ты выбрал её. Тем более, я боялась, что ты будешь против нас, - Мэтт старалась не называть никаких имён, будто кроме Алекса, её и их ребёнка больше никто не имел значения в этом диком мире сейчас, - но я решилась, хотя провела ни одну ночь, всё обдумывая, репетировала даже то, как я скажу. Я не могу позволить умереть кому-то, кто так важен. Я не могла позволить не знать тебе, потому что он наш ребёнок, Алекс, - Адамс вытерла глаза, которые к слову, слезились весь вечер, и поправила складки платья, будто холодало.
Состояние было отвратительное, непонятное и растерянное, чего Мэтти не любила. Она и не делала никогда планов, но теперь когда приходилось привыкать к ответственности, надо было задумываться о будущем.
- Мне всё равно, каким ты будешь отцом, я не думаю, что ты будешь хуже меня. Просто не оставляй нас, - Мэтт уже боялась тронуть Белла, дабы он не нервничал и не перевернул стол, от всех проблем, что навалились на него сегодня. И с каких пор тебя заботит его состояние, настроение?

Отредактировано Mattie A. Adams (22 Янв 2013 23:03:16)

Желанное обещание было услышано, спокойной волной прошло по всему телу, словно ты стоишь в тумане, и он стелется вокруг тебя, а тебе и вовсе не страшно. Вокруг нет высоких деревьев, вокруг нет чудовищ. Ты легка и спокойна, потому что услышала заветные слова, которые придали уверенности в завтрашнем дней, даже в том, что будет через неделю. Мэтти ничего не оставалось, как брести в этом неизвестном тумане и не зная вовсе, что имеет сейчас значение, а что нет, и стоит ли верить отцу их ребёнка. Она была сыта, уверена, что он не даст ей умереть, что не даст ей сорваться с цепей завтра, не даст ей бить тарелки, у себя в студи, спать на холодном полу. Он стал выше, и вовсе не ростом, а в их отношениях, стал выше для Мэтти, он стал иметь какое-то именно значение для нашей героини. Внутри рождалось второе сердце, и это сердце могло любить даже такого холодного Алекса, оно бы побежало маленькими шагами за мужчиной, не давало бы ему покоя.
Скоро это всё будет. Закрыв глаза, Адамс выдохнула, когда осталась наедине с собой, пусть и на пару секунд. Она лояльно относилась к его привычкам, вспомни себя, как ты волновалась, когда узнала о своей беременности. Беллу, конечно, не ходить с животом девять месяцев и не кормить грудью, но именно этот человечек может быть тем, кто его сломает, больше чем Мэтти, и излечит больше чем Джекс. Этот ребёнок может иметь для него значение, иначе он бы не говорил так легко, что он их не оставит. Внутри теплилась искренняя надежда на то, что всё наладится и теперь, возможно единственный раз в жизни у неё есть тот, кто может позаботиться.
Правда, его забота иногда и вовсе не похожа на заботу, но Мэтти семенила ногами за Беллом, не поспевая и не говоря ничего. Она определённо расслабилась. На воздухе стала чуть бодрее, но всё же прогулка продолжалась недолго и в этот последний октябрьский вечер, она уже сидела в его машине и готовилась к тому, что сейчас увидит мир, в котором он живёт. Пусть и не один, но всё же.
Неуверенно Мэтти думала оглядеть дом, только перейдя порог, но Алекс тут же притянул к себе, заключив в крепкие объятия. Снова этот знакомый запах, который больше не приобретает какой-то статус запретного плода. Это аромат его кожи, по которому ты скучала, который пыталась представить не раз и не два, и всё же, ты безумно рада ему. Заглядываешь в голубые глаза, ловя себя на мысли, что у маленького, того что внутри могут быть глаза его цвета. Меняется всё вокруг, когда они дома... Пусть и не у неё дома, но теперь Адамс была согласна на любой дом, где будет тепло и не одиноко.
- Что? - задаёт вопрос Мэтти, после паузы, и рукой проводит по его щеке, будто она этого прикосновения так давно ждала. Улыбается довольно и опускает глаза на шею. Ты будто заново его узнаёшь, когда отвыкла за такой долгий срок, будто снова привыкаешь к этой коже, особенному голосу, такому незастенчивому взгляду. Ты всё ещё на каблуках, и чуть выше, чем обычно, хотя разница в росте всё равно большая. Ты всё равно учишься всему заново. С чудом, которое находится внутри и заставляет быть другой. Ладонями охватываешь его лицо и приподнимаешь на носочки, притягивая к себе, не сводя загипнотизированного взгляда с губ, и закрываешь их только в последний момент, при заветном прикосновении. Снова горячем, снова таком новом, необыкновенно желанным. Проводишь руками по шее, будто он может куда-то уйти, и продолжаешь целовать, только теперь глубже и чувственней. Это то, чего так сильно хочется, что так тебе нужно именно в этот момент.
Ты хочешь узнать его заново, независимо от того что было в прошлом. Будто вы никогда не совершали ошибок. Будто никогда никого не было.

I was born in a big grey cloud
Screaming out a love song
All the broken chords and unnamed cries
What a place to come from

I wish to remain nameless
And live without shame
'Cause what's in a name, oh
I still remain the same

Ты видел её на одной из улиц, ты поймал её за руку, когда пыталась стащить твой бумажник. Взяв за крыло, ты поймал её нелюдимой, несчастливой птичкой, что никогда не шла в чужие руки. Уж слишком часто судьба вырывала перья, отбирала надежды на счастливое будущее, отбирала и вовсе умение мечтать, чего-то хотеть. Ты взрастил её, дав понять, что даже такая жестокость является нормой, что всё хорошо, пока ты доволен, пока ты счастлив. Ты дал ей понять, Алекс, что все её странные слова, бесконечные ругательства, дикость и веселье - это жизнь, и ты не боишься столкнуться с такой сумасшедшей девкой, независимо от того, какой была её судьба. Ты не отшатнулся при слове шлюха, усмехнувшись и сказав своё "киллер". Ты лишал других душ, ты с удовольствием убивал "нежеланных", но ты оставался собой, таким эгоистичным, надменным холодным. Тебя грел дорогой виски, ты убеждал, что фантазировать это неплохо, что веселиться это нормально, что сходить с ума надо жутко и так, чтобы можно было запомнить. Ты заставил улыбаться эту брюнетку, давал ей понять, что она особенная, что она имеет право на всё, что имеют другие...
Ты расписывал красками её снежные дороги, и сам того не подозревая, когда в какой-то момент, её жизнь стала зависеть от тебя напрямую. Ты стал тем причалом, где она могла остановиться и набраться сил, вдохновения, гордости, где она могла напиться воды, где она могла обнаружить "себя", ту, которая затерялась в комнатах дешёвого борделя.
Сейчас ты проливаешь целое ведро, рисуя свою яркую Вселенную внутри этой Адамс, что готова обвивать ногами твой торс, готова искренне доверять твоим рукам. Она губы не может оторвать от твоих, её тянет как никогда, её тянет искренне и более не так, как раньше. Красок слишком много, слишком яркое солнце, слишком яркие паруса на её жизненном корабле. Ты желанный причал, тот, чей ждущий взгляд заставляет переворачиваться всему внутри. Ты её романтика. Испытание. Мучение. Боль. Желание. Возбуждение. Удовольствие. Понимание себя. Ты её словно самый гнилой цветок заставляешь жить, давая смысл. Ты и сам того не желая, этот смысл "вселил" в прямом смысле, ты заставил хотеть твоих губ и радоваться любому твоему взгляду, бояться твоего состояния, словно затравленный щенок, что будет идти за хозяином. Ты заставляешь ждать, заставляешь сжиматься её сердце от боли, от понимания, что она не единственная на твоей кровати...
Она прикрывает свои выпирающие косточки, прикрывает рёбра, просвечивающие сквозь кожу. Казалось, исследуй каждый сантиметр тела пальцами и изучи анатомию. Вот, студенты медицинского, вам не нужно идти в морг, чтобы увидеть мертвеца, что так отчаянно желает жить, что так отчаянно желает жизни внутри. Кто так отчаянно желает другого человека.
Ты говорил, она тебя излечила. Ты же лечишь её, ты лечишь удовольствиями и страстью, своими голубыми ледяными глазами, бархатным голосом, жестами, мимикой. Ты же лечишь.
Она улыбается, оказываясь без платья, и становясь на колени, целуя его торс, целуя плечи, заглядывая в голубые глаза. Она более не интересуется своим состоянием - это чувство, когда ты хочешь осчастливить другого непривычно, необычно. Мэтти, ты даришь самые страстные, одновременно, по родному тёплые, поцелуи одному человеку, больше никто не был их достоин. Ты больше не сопротивляешься, несмотря на то, как сопротивлялась раньше всему наваждению, всему безумству. Он твоё расстройство, посерьёзней биполярного. Он безудержная радость, тот, кто достоин верных поцелуев. Её руки гуляют по оголённому торсу, она сжимает пальчиками его плечи, тянет на себя, отодвигается к спинке кровати, манящими зелёными глазами увлекая за собой, играя в эту игру на простынях, на которых не раз была другая. Вы играли в игры множество раз, последняя принесла с собой серьёзные изменения. Эта принесёт не менее серьёзные - это изменения в отношении её к нему, к лечащему. Ты учишь её целовать твои щёки, губы, желать этих ласк так безумно, бесповоротно. Ты заставляешь её верить всему, что ты говоришь, не имея для этого способностей. Она падает на подушки, волосы рассыпаются по ткани, она руками обнимает его за шею, целуя с улыбкой, смеясь счастливо и искренне, когда он ведёт губами по шее, ниже...
Игра приняла другой оборот. Песчинки в часах одна за другой всё меняют. Худощавая брюнетка больше не может без тебя существовать... что же ты наделал?

Ты чувствуешь то, как напряжение медленно уходит, уступая место возбуждению и удовольствиям, готовности просто заняться тем, что ты так любишь, что ты так полюбила рядом с ним всего лишь с первого раза. Ты освобождена от сковывающего нижнего белья, будто избавилась от всего тяжёлого, тяготящего. Каждая деталь была одета в волнении, в слезах, которые бессовестно текли по щекам, ты вытирала их, хотя и бесполезно. Он же избавил от расстройств и волнений, уверенно освобождает и сейчас, заставляет на что-то надеяться, на что-то хорошее, светлое, заставляет радоваться тому, что растёт внутри.
Он даёт тебе ту каплю грёбанного времени, что тебе так требовалась раньше. Он дал тебе сполна тогда, даст и сейчас, однако, всё же теперь ты хочешь гораздо больше... за двоих. И дело даже не в беременности, а в какой-то странной связи, что укрепляется разноцветными нитями, сплетаются ветви, которые привязывают тебя к этому Алексу Беллу – мужчине, не умеющему чувствовать, однако, когда он чувствует, он делает это так горячо и так сильно, как только может. Адамс чувствовала это в том, как он углубляется в поцелуях, как ласкает её тело, будто каждую клеточку пробуждая заново, после месяца сна, после чего-то такого нереального, страшного, серого. Он заново зажигает в тебе огни, которые потушил одними словами. Которые может затушить и сейчас, при упоминании имени соперницы, что так сильно запала ему в душу. Ты таешь от поцелуя на подбородке, но Белл портит всё веселье. Он любит ответы, так что Мэтти припав к его шее целуя, сцепив неловко руки, заговорила:
- Я хочу быть с тобой рядом. Я хочу, чтобы ты помог нам не только потому, что ты должен, не из-за какой-то формальной ответственности, я, чёрт возьми, терпеть не могу формальности. Я хочу чтобы ты помогал, осознавая, что мы больше не чужие Алекс, что я готова тебе прямо сейчас подарить весь мир, и я не знаю почему, - она приподнимается, остановив взгляд на его шее. Мэтти абсолютно искренняя, абсолютно честная в настоящий момент, никогда же не говорила чего-то подобного, - ты знаешь, что такое быть с ней. Я хочу, чтобы ты просто попробовал... познакомиться со мной. Не потому что у нас будет ребёнок, не потому что, тебе придётся расписаться в каких-то документах, присылать деньги. Потому что ты не можешь отказаться от меня. Если ты делаешь всё это из-за грёбанной ответственности и обязанностей, то я сейчас уйду, и я умру где-то в подворотне от голода, но не пожалею о своей собственной смерти. Я не хочу, чтобы ты что-то совершал... потому что должен, - Адамс выдохнула, убрав волосы, и ложась рядом с Беллом, изучая потолок, будто там были немыслимые картины, узоры, какая-то деталь, которая непременно сейчас нужна. Можно было услышать, что сейчас в этой маленькой грудной клетке сердце бьётся так волнительно и так быстро, что, казалось бы, могло бы трястись и всё тощее тело. Бешеный ритм. Безумство, дикость, сменяется возбуждением. Простое желание его тела, сменяется глубокой привязанностью, чем-то ещё более сильным, заставляющем чувствовать даже самые трогательные детали, нежные прикосновения, которые раньше Мэтти и не представляла. Появляется это немыслимое ощущение того, как поднимается что-то, падает, ударяясь о низ живота, внутри буря эмоций, которые ты успокаиваешь рядом с ним.
Как только ты слышишь её имя, почему-то становится тяжело. Как будто вдруг кто-то вырезал имя "Алекс", прямо на сердце острым лезвием, а она старается его вычеркнуть. Всё в этой спальне напоминает о даме, которую Мэтти видела единожды, но знает то, как дорога она Беллу. И это вовсе не всепоглощающее чувство того, что ты готова жертвовать собой, ради его счастья, ради того, чтобы он продолжал "излечиваться". Это чувство, когда ты готова рассыпаться от безысходности от такого сильного желания быть рядом, быть нужной, хоть один раз быть единственной для него в этом мире.
- Я без тебя не могу, - шепчет Мэтти, поворачиваясь на бок и проводя рукой по его груди, вверх, затем по шее, останавливаясь на щеке, заглядывая в глаза, - если ты собираешься снова сказать "не говори мне того, чего я не знаю", то лучше помолчи. Потому что это total bullshit. Я без тебя не могу, потому что ты единственный, кто, когда видел во мне кого-то другого, кроме бывшей шлюхи. Мне кажется, я в тебя влюбляюсь. Я никогда не чувствовала подобного рядом с другими, - Адамс быстро вытерла очередную каплю с щеки. Прикоснулась губами к плечу, шепча:
- Если ты собираешься сказать что-то плохое, даже не смей, - она перекидывает ножку через его тело, лёжа на боку, и целует грудь, просто наслаждаясь тем моментом, какого это быть с Алексом. Это самое идиотское чувство на свете, но и самое прекрасное из всех, что довелось испытывать.

Жалеешь ли ты о сказанном, детка? Возможно, потому что тебе когда-нибудь хотелось услышать эти слащавые, но такие приятные слова, дающие надежду на то, что ты нужна кому-то. Алекс мог тебе пообещать золотые горы, любую страну мира, для тебя и ребёнка, виски рекой, но никогда не ответит того же, даже обнадёживающего "ты мне нужна". Это больно давит на ту бьющуюся штуку внутри, весьма хрупкую, её обычно рисуют перевёрнутой задницей. Наверное, это какая-то подсказка для безнадёжных романтиков - любая форма любви - абсолютная задница. Ты чувствуешь то, как когти, тебе неизвестные, тянут его из груди, с удовольствием рвут, улыбаясь, ломают рёбра, заставляют тебя от боли закусывать губу, обнимать себя голую. Каждое прикосновение Алекса, словно морозом отдаёт, умерщвляет клетки, убивает, хотя с таким приятным бархатом раздаётся голос. Последняя песня перед смертью, перед эмоциональной, естественно. Хотелось бы отключить всё внутри и засесть месяца на четыре где-нибудь в маленьком городке, читать книги в мягких обложках, кончиком волос щекотать себе щёку.
Возможно. Какое странное слово - это незаконченное "да", то, что выговорить ты не в силах, но и на самом деле, не хочешь окончательно признавать победу этого согласия. Ты не можешь отказаться от своих слов, никогда ни о чём не жалела, и будто эта боль внутри и чудовище с острыми клыками тебя развлекает, рассказывает острые глупые шуточки. Он пытается убить тебя всеми способами. Ты хотела сломить блондина, хотела подчинить, заставить искать тебя, ловить, бросать всех вокруг, лишь бы он был только твоим. И ничего. Ты ничего не стоишь, пустышка, никому не важна, никто не будет называть тебя ласково, по утрам целовать в постели, приносить чаи, тосты, венские вафли. Ничего подобного.
Он не будет мило идти с тобой за руку. Мэтти и Алекс идут в кино. Мэтти и Алекс целуются на Таймс - Сквер.
Ничего не будет, не надейся.
Брюнетка резко поднимается с кровати, захватив за собой простыню и завернувшись, подходит к окну, опираясь на подоконник. Она не хочет смотреть на Белла, больше его не хочет этой ночью, вся радость встречи, того, что она рассказала ему правду - пропала. Многие говорят, слова всегда побеждают, что не стоит врать, но Мэтт знает - она проигрывает, всегда проигрывала. Чёрт, лучше бы досталась способность влияния на собственную удачу. А так... Адамс надеялась, что удача не передается по наследству, иначе её дитя будет самым несчастливым. Хотя он и не выбирал родителей, ему достаются самый холодный отец, и самая неудачливая мать... Отец никогда не сводит его на футбол, а мать...
Я сделаю всё ради тебя, - обняла Мэтт себя, оставив руки на спине, что было не так тяжело сделать, ты же тощая как палка. Выдыхаешь, снова кусая губы, жутко хочешь курить, но не можешь. Стараешься не смотреть на Белла, на эту подлую, противную кровать, где всё пропахло другой любовью, более важной, более значимой для него.
- Я хочу полюбить, - ну же, ты снова говоришь глупости, и как тебе не стыдно, как ты не можешь закрыть свой ротик, как ты не понимаешь, что ему плевать, - чтобы ты узнал меня настоящую. И вообще... это же блять, не грёбанное желание - "хочу". Это то, что я начинаю чувствовать, ты меня заставляешь, - Мэтти отвернулась, дабы закрыть себе поскорей рот и прекратить говорить то, что ему и не нужно слышать. Казалось, она была нужна ему больше, когда сбегала каждую ночь и никогда не предупреждала о своём приходе в этот клуб. Наверное, это "влюбляюсь", всё портит, портит верный взгляд, портит хорошее отношение...
На улице пошёл дождь словно оголтелый, по дороге в спальном районе ездили изредка машины, мигали фонари, задерживаясь секунд на десять и передавая эстафету следующему. Так и Мэтти, загорелась от желания и счастья ненадолго, и потухла, словно сломалась игрушка.
Зелёные глаза смотрели в темноту, взволнованно следили за тем как капли рикошетят от подоконника. Руки держат простыню, обнимают собственное тело, пальчики иногда сжимаются, создавая живописные складки на белой ткани.
Жалеешь ли ты о сказанном, детка? Ты никогда ни о чём не жалеешь, и это, чёрт побери, тянет тебя в такую помойную яму, из которой никогда не выбраться.

Ну вот почему, почему несмотря на все внутренние запреты, на эти тяжёлые вздохи, поджимание губ, и дыру в груди, которую Белл умеет только увеличивать, ты всё равно готова посмотреть на него из-за плеча и улыбнуться тому, что Алекс всего лишь взрослый мальчик, который может сильными, рельефными руками сжимать подушку и улыбаться, сцеплять руки в замок на твоём животе, словом, отчего-то заставлять её замечать все детали и искать в них что-то сокровенное. Кожа покрывается мурашками от его дыхания, кажется, волосы дыбом встают от звука голоса, и это чертовски отвратительная зависимость, которой нет предела, и она растёт, так же как и кровоточащая дыра, всего лишь от нескольких его слов. И почему ты готова повернуться как кукла, согласная на все, почему ты вообще наслаждаешься этими объятиями, и пытаешься это скрыть, пытаешься удержаться от поцелуев от чудовищного притяжения?
- Могу поспорить, ты не сделаешь ни того, ни другого, - хмуро заметила Мэтти, всегда готовая поспорить и поставить на кону все, что у неё есть. Учитывая, что терять ей нечего, кроме жизни ещё нерожденного маленького человечка, она спорить может, пожалуй, только на дырку от бублика. И это не предел, всё же дайте ей насладиться бурными спорами и не читайте морали, что беременным нельзя волноваться.
Слово "беременная" всё ещё остаётся каким-то непривычным, хотя ты говоришь его себе на протяжении уже двух недель. И хоть прошедшие две недели в нём чувствовались только траурные, заунывные нотки и каждая буква была горькой на вкус, словно какие-то лекарство от гриппа.
Теперь ты дрожишь от страха того, что за эти девять месяцев и ближайшие восемнадцать лет, абсолютно неизвестно, какой будет судьба нового человека. Неизвестно, как будет вести себя, его или её мать, сколько раз отец изменит своё решение и как сложится детство этого малыша, которому придётся знакомиться с далеко не самой лучшей компанией - отцовской женщиной. Нет, Мэтти не могла сказать, что она ненавидит Уолш, что спит на этой кровати. Но она искренне желала, чтобы эта женщина, как препятствие, в один день исчезла и держалась подальше от её малыша. И с выбором таких имён... чтобы и отец иногда держался подальше от него, или неё.
Мэтт нахмурилась, нервно хихикнув, и посмотрела в сторону, дабы скрыть свою улыбку. Это было то ли улыбкой умиления - какой будущей маме не будет приятно, как этот самый отец выбирает имена ребёнку? То ли от того, что такое необычное имя Мэтти слышала в первый раз.
- Томазин? - она вскинула брови, - я думаю, - девушка сморщила губы, вытянув их в трубочку, - это будет самая необычная девочка на всём свете. И да, слишком самоуверенный папочка, сына ни в коем случае не будут звать Алексом. Я хотела его назвать Отто, - Адамс опускает глаза, теперь улыбаясь скорей смущённо, и затем отвечает на поцелуй, немного согреваясь от его объятий. И сколько ещё можно поддаваться, если ты совершенно не отдаёшь отчёт своим безумным, непредсказуемым действиям. Сердце снова начинает биться, дыра в груди тлеет, и потихоньку зажигаются фонарики в её волшебном внутреннем мире. Конечно, известно, что один из них, что готов эту дыру залечить, всегда будет гореть. Отныне и навсегда он будет целым, не таким мигающим, как любовь к его отцу, кто так часто этот фонарь пытается потушить. Ласково задувает, правда иногда совершенно и не ценит огня, который может зажечь и его. Волшебный мир Мэтти в Стрене Чудес, прямо внутри тощего тела, не иначе.
Целуя смелее, снова и снова играя, Адамс становится на носочки, и вовсе перешагивая простынь, переходит спиной к кровати, рукой обхватив шею Белла, тянет его на ложе. Плевать, попробуй заткнуть эти мысли связанные с наркоманкой, ты больше не маленькая и беззащитная - вас двое. Она всё также обнимает его отца, теперь нежно держа за кончики пальцев своей тоненькой ладонью, падает на кровать, маня за собой, снова припадает к губам, от которых и не хочет отрываться. Это отношения, пусть и не самые крепкие и стабильные, сильнее чего-либо, потому что как бы они не отрицали, нити уже сплелись и становятся сильнее с каждым днём. Ты будешь зажигать в ней огни, Алекс, даже если сам того не желаешь. Ты особенный, правда она хочет сохранить эти слова рвущие душу на потом... Когда? Имей терпение, у вас впереди много времени, потому что эта брюнетка тебя не отпустит.

Ólafur Arnalds – Tunglið

Вдыхаешь его аромат, поглощена всем действом, словно это последние минуты твоей жалкой жизни, каждый раз словно последний, с Беллом иначе невозможно... Бледные, тонкие руки исследуют его тело, ненасытно ждут, когда снова наступят эти бесценные мгновения, полное единение, полное спокойствие, море страсти, чего-то ещё пьяного и совершенно не позволяющего думать. Да и зачем думать, когда твои губы расплываются в довольной улыбке перед новым глубоким вдохом, новым стоном, таким лёгким, ещё смущённом. Стоит ли удивляться? Пару часов назад ты боялась его, теперь с удовольствием, с полной самоотдачей на его растерзание, ты утопаешь в объятиях. Твоё тело, такое хрупкое, неуклюжее, такое ломкое, становится грациозным рядом с ним, и это удивительно.
Как рождение чего-то особенного, тебя пугают новые ощущения, новые возбуждённые вздохи, более крепкие объятия, то, как ты крепко сжимаешь его плечо пальцами, нетерпеливо его целуешь, желая оставить как можно больше напоминаний о себе. Твои губы жаркие, такие податливые, иногда отвечают на поцелуи так лениво, сквозь стоны. Ты закрываешь глаза, и вспоминаешь какую-то бессмысленную мелодию iron and wine, набранную на акустической гитаре, тихие голоса. Весь мир умер, только он значит для тебя гораздо больше, чем весь мир, заставляет расти, из неуклюжей шлюхи во взрослую девушку, заставляет делать его, заставляет что-то ценить. Каждый момент, каждую чёртову минуту, которую ты с ним проведёшь. Ты его хотела сломить, однако, выходит наоборот, разве не поэтому так легко ты позволяешь себе переступать через гордость, ради его ребёнка, ради него. Ради эгоиста Алекса Белла, его хитрой, любимой улыбки, "той самой". Ради голубых глаз, ради его смеха и какой-то дикости. Ради того, что он знает, как следует жить. Ради того, что с ним ты словно живёшь в последний раз.
Падаешь на подушки, закусываешь губу, и улыбаешься, немного устало. Тёмные волосы облепили влажное лицо, но тебе комфортно и легко дышится, несмотря на то, что Алекс, нависая над тобой, сменяет темп. Ты касаешься губами его шеи, оставляя миллионы поцелуев, не контролируешь своих рук, что так сильно стараются прижать к себе, гуляют и по его коже, царапают спину, кажется, только что, ты оставила царапину и на щеке.
Ты вспоминаешь эти моменты, когда ранее ты довольствовалась сжатой рукой, этими дружескими, ничего не значащими прикосновениями. Сейчас подсела на самый опасный наркотик и готова с пеной у рта доказывать, что именно он тебе нужен, насколько сильно ты готова держаться за него. Ты, такая жалкая, никому не нужная, становишься, важной для кого-то становишься "его", хотя ты так много кричала о том, что это глупости, о том, что это воистину бред, и тебе ничего не стоит уйти.
Если эта грёбанная Вселенная хочет, чтобы ты с ним существовала, поэтому дарит тебе, самого особенного ребёнка на свете? Того, кого ты начинаешь любить каждый день, чьего отца ты так страстно и ненасытно желаешь, как боишься того, что и его не станет.
Возможно, рано говорить о вечности, что ты готова провести рядом с Беллом, рано говорить о том, что отныне и навсегда ты останешься "его". Более того, стоит вспомнить, что он меняет двух женщин, каждую имея на этой кровати, каждой, по-своему что-то обещая, заставляя желать его общества только больше. Ты открываешь широко глаза, издав громкий стон, закусив губу, снова припадая к его губам, целуя быстро, снова и снова, обхватываешь руками его лицо, меняешь позу. Теперь уже сама нависаешь над ним, и, щекоча волосами, ты целуешь его лицо, краски вокруг меняются, это тяжёлая форма сумасшествия. Никому не остановить их, не остановить того, какой же кайф тебе приносит не только секс, а всё, что связано с Алексом. Это наслаждение не такое романтичное, это скорее наваждение и психическое расстройство, твоя гиперчувствительность, твоё нежелание его отпускать, терять, делить.
Любить его снова и снова, вот истинная цель. Любить ночами, днём, таять от его прикосновений к животу, таять от поцелуев в шею, от того, как он прижимается подбородком к макушке. Таять от взгляда, и чувствовать, как земля уходит из под ног, когда он что-то шепчет этим бархатным голосом, как крепко сжимает запястье... Чёртова напасть, чёртова особая форма любви, этого заразного заболевания.
- Никогда, - с придыханием произносишь, прерываешься на поцелуй, на то, чтобы снова коснуться губами его кожи, еле удерживаешься, чтобы не расцеловать его бесконечное количество раз, дабы не потерять мысль, - не оставлю тебя, - она издаёт ещё один стон, подняв голову, берёт его за руки, сплетая пальцы, поднимается, сидя на мужчине, двигается живо и так отдаётся этим эмоциям, позволяя себе тонуть в океане.

Отредактировано Mattie A. Adams (2 Фев 2013 04:46:50)

Ты успокаиваешься, сладко потянувшись, грациозно выгибая спину вперёд и показывая свои торчащие рёбра, что чуть ли не просвечивают через кожу. На его проронённую едко фразу, лишь нервно ухмыляешься, лёжа на этих подушках, расслабляясь после сладких минут наслаждения, будто тебе удалось скинуть с себя целый пуд бед, несчастий, всего негатива, будто он всё забрал.
И пусть, Алекс никогда не ответит взаимностью, пусть она не проведёт в этом доме достаточно долго, и ни не будут вместе воспитывать этого ребёнка, показывая яркий пример любви и привязанности. Это скорее мама, которая не может найти себя в этом мире, которая без конца кидается из крайности в крайность и не понимает что творит. Это скорее отец, который не может разобраться в своих чувствах, у которого эмоциональный диапазон не настолько велик, чтобы сказать что он тоже кого-то любит.
- Многое перевернулось с ног на голову, - прошептала Мэтти, перебирая пальчиками его волосы, водя рукой по шее Белла, как ей нравится. Ты закрываешь глаза, чтобы как можно дольше наслаждаться этим спокойствием, когда мурашки сходят с кожи, когда ничто и никто не может прервать. Тебе, как ни странно, даже в чужом доме как-то становится уютней, или может всё дело в этой непередаваемой нежности, в том, что тебе нравится даже ощущение того, что ты можешь с кем-то вот так расслабляться.
Всё переменилось. С ветрами, новыми открытиями, новыми песнями на iTunes, новыми фазами твоего расстройства, тем, что ты понимаешь, что люди не такие, какими кажутся, тем, что все гораздо глубже, чем ты видишь. Ты и сама от себя не ожидала такого - влюбляться, если же ты действительно знаешь что это за чувство, если ты действительно можешь себе поверить. Ты не ожидала, что так скоро ты можешь стать матерью, той, кем себя точно никогда не представляла. Ичто же теперь? Будешь собирать ребёнку ланч в школу, будешь возить его на мини - купере? Будешь ходить в фартуке, и делать начёс как в фильмах шестидесятых?.. Всё же твои представления о матерях были необычными, как ни крути.
- Я боюсь, что не знаю, как стать матерью,   - произнесла Мэтти, открывая глаза и смотря в потолок, - моя мама обещала что вернётся, хотя мне кажется, она с самого первого моего дня принимала наркоту. Она мне говорила, что скоро всё станет хорошо. Я вообще не знаю своего отца, - усмехнулась Адамс, поглаживая Белла по плечу, - он конченный ублюдок, что обрюхатил мою маму в шестнадцать. Мне кажется, он был её старше лет на двадцать. Я, конечно, понимаю, что это всё неправильно... я готова бороться за его счастье, даже если не знаю как это... Твоя семья ведь была хоть капельку настоящей? - спросила Мэтти, посмотрев на Алекса.
Неизвестно почему, но зная то, что он не оставит Джекс, Мэтт не переставала надеяться, что у них впереди есть ещё восемь месяцев. Учитывая то, с какой скоростью меняется Белл, Адамс всё ещё надеялась, что он сможет сказать своё "люблю", тому маленькому, что сейчас внутри. Он растёт, и возможно, Белл тоже сможет повзрослеть.
Дурацкий оптимизм, который Мэтт пыталась топтать ногами, никак не утопал. Знаете, что всплывает на поверхность? Воистину, натуральное дерьмо. И этот оптимизм является, что ни на есть, самой бесполезной вещью, потому что в итоге Белл как всегда растопчет её сердце, пока не разобьёт все желания и мечты.
И даже зная это, ожидая такого расклада, Мэтти продолжала лежать рядом, позволять ему целовать свою шею, и оставлять пальцы на груди и животе. Продолжала верить, хотя в этом не было никакого смысла.
И, наверное, когда ты узнала о своей беременности, стоило вскрыть себе вены осколком. Но отчего-то, ты всё веришь, что он станет тем, кто подарит хоть какую-то надежду на будущее.