С каких пор Мэтти Адамс можно заметить в таком виде - короткое платье, туфли на высоком каблуке, правда волосы растрёпаны, но и на это есть своя причина. Она поправила причёску аля - "только что из постели", выходя из такси, и быстро добежала до ступенек клуба, ибо на улице лил дождь, капли которого остались на худых, оголённых плечах. Несмотря на длинную очередь Мэтти быстро прошла не стоя в ожидании, так как, наверное, в этом клубе она была не единожды и являлась там не последней по важности гостьей. Мэтти вообще не была большой любительницей клубов, но ежели тебе нечем заняться, твоя жизнь отчасти напоминает чаще всего серую смазанную картину, ты пойдёшь развлечься в клуб. И то, сама же девушка никогда не появлялась там потому что хотела танцевать, она скорее хотела встретить одного и того же человека, хотя, честно говоря, всячески это желание отрицала.
Адамс была примером непредсказуемости, и в этом, наверно, проявлялось её бесконечное сумасшествие. Она была той искрой, которой достаточно для пожара, той неожиданной молнией, вспышкой света, что пугает людей. Она была непредсказуема и для самой себя, что и говорить, никогда не делала планов, а чуть что подскакивала и собиралась уезжать в неизвестном направлении. Совершала поступки которым позже не найдёт объяснения, совершала такие вещи, из-за чего очень долго было стыдно, было жалко, что она тратила время. С другой же стороны здесь действовало правило – живу как в последний раз, потому что, учитывая, сколько раз Мэтти угрожала опасность, это научило её единственному – каждый день надо проживать как последний.
Вот и сегодня в клубе, она чувствовала себя особенной – играет громкая музыка, вокруг сверкают потные, танцующие тела, атмосфера веселья и безответственности - была её любимой. Мэтти прошла сразу на второй этаж по винтовой лестнице, мимо охраны, и, увидев Алекса, ухмыльнулась, опустив глаза. Она не собиралась подходить и рассуждать о погоде, она всего лишь пришла отдохнуть. Сев за свободный столик, и положив рядом клатч, девушка заказала себе виски со льдом, и оглядывала яркий зал, что простирался внизу, по-королевски и деловито. На втором этаже, куда, между прочим, пускали только особенных персон, было немноголюдно, музыка здесь не так била по ушам, как ранее. Мягкие бархатные кресла, такие удобные, с мягкими поручнями, заставляли расслабиться и почувствовать себя в той самой комфортабельной атмосфере. Девушка снова повернулась, убедившись, что Белл её заметил, снова встретилась с ним взглядом и посмотрела на зеркальный потолок.
Их отношения были… необычными. Определённо иначе не скажешь. Я отношусь к нему довольно положительно, хотя это и странно, чёрт возьми. Мы будто находимся на одной радиоволне, однако, мы совершенно разные. Я выполняю то, что нужно ему, но с другой стороны, я всегда свободна.
- Тут неплохо, - боковым зрением она увидела, как Белл подошёл к её столику, - только виски не торопятся нести, - официант как раз поставил на стол её напиток. Кубики льда звучно бились о края стопки, - я всегда задавалась одним вопросом - киллер, который заведует клубом? Только потому что это... мэйнстрим? – Мэтти пожала плечами, на которых ещё осталось несколько капель дождя идущего на улице, и хмыкнула, покачав головой в удивлении. Отпив медленно глоток своего любимого напитка, она почувствовала, как виски разогревает горло, а значит, скоро мурашки пропадут с рук, а значит, скоро она сможет расслабиться. Здесь было легко, как-то приятно находиться в зоне, где не каждому разрешён вход, где она не смогла бы сидеть, будь всё той же Мэтти Адамс. Её даже не тревожило, что напротив сидит довольно опасный персонаж – Мэтти никогда не «фильтровала» то, что говорит, и с Алексом этого правила исключать не собиралась.

Коварный взгляд и эта улыбка, она ухмыльнулась, оголяя некрасивые зубы. Всегда было так - он начинает сразу с дела, он такой загадочный и всегда готов играть в эти игры, хотя уже давно взрослый мальчик. С чего начались игры? Наверное, с того момента когда Мэтти стала чувствовать себя гораздо уверенней и защищенной, хотя то и дело Белл был зачинщиком тех операций, которые могли лишить её свободы. Хотя... он всегда мог быть тем, кто её вытащит, и это всё меняло. Это позволяло не задумываться о том, что кроме того, что Алекс - киллер, жестокий и властный человек, ещё настоящий безумец, с кем весело проводить время, по-детски весело.
Правда, Мэтти и Алекс были гораздо более испорченными детьми, и эти игры были азартными, пьяными, сумасшедшими. Перед ними стояли две стопки, и Адамс кивнула довольно. Когда её стопка была наполнена до самого края, она даже немного возмутилась - её же поднять нельзя!? Однако решила не показывать свою слабость, и, наклонившись, предварительно посмотрев с вызовом в глаза спутника, отпивает немного из стопки, чтобы не пролить через край, а затем поднимает стопку, закрыв глаза выпивая всё до единой капли. Опрокидывая стопку, показывает - ничего не осталось.
- Ну же, я жду аплодисментов, подонок, - смеётся Мэтти чувствуя головокружение, хоть и лёгкое, приятное, такое расслабляющее и волнительное, - что же, решил меня напоить, чтобы казаться красавчиком? - усмехнулась Мэтти, - чур, это был не вопрос, - она указывает тонким пальчиком, ногти покрашены тёмно-синим, матовым лаком.
Девушка медленно откидывается на спинку кресла и закусывает губу, положив локти на подлокотники. Столько заманчивых вопросов, которые можно было бы задать. Нет, сегодня есть целый вечер, чтобы узнать многое. Именно многое, никогда Мэтти не сможет узнать всё, но многое и того достаточно. Надо было начать с чего-нибудь лёгкого, но довольно откровенного, и Адамс улыбается, наконец, придумав.
- У тебя есть какие-то, пусть даже мелкие, комплексы? Вот чтобы серьёзно, и не говори, я такой уверенный, я такой молодец, у меня нет комплексов, - Мэтти хотелось раскусить Алекса, есть ли в нём какая-нибудь мужская маленькая слабость, потому что девушке всегда казалось, что это стремление быть таким властным, это лишь желание задушить собственные комплексы. Какие-нибудь детские и глупые.
Мэтти наклоняет голову на бок, внимательно слушая, а тем временем ждёт, когда Алекс ответит.
Адамс оглядывает снова первый этаж клуба, где танцует молодёжь. Она представила, что возможно через пару часов тоже туда двинется, когда игра ей резко надоест, или Алекс начнёт давить на те неприятные точки, которые игру ухудшат.
Мэтти надеялась, что до этого не найдёт, если Белл не станет играть в дурачка, или алкоголь не ударит ему настолько в голову, что он будет вести себя бессовестно и совсем неинтересно. Правда, танцы позже были под угрозой - сама Адамс может быть настолько пьяной, если будет пить такими порциями, что будет танцевать на коленях, или, в крайнем случае, повиснет на шее какого-нибудь чудака.
- Не томи, - Адамс снова посмотрела на Белла, отметив про себя, что алкоголь точно делает что-то странное - он довольно симпатичен. Но это всё равно не меняло этих подростков, их забавных шуток.
Взрослый мальчик. Именно мальчик, тот, который в своей неуязвимости пытается добыть сейчас себе всё, чего у него никогда не было. О чём он так мечтал. Мэтти представила себе такого же светленького, голубоглазого симпатягу, которому очень многое хотелось, хотелось иметь власть, хотелось быть тем, кого никто не сможет достать.

- Хм, - Мэтти кивнула, выслушав ответ, и задумалась о том, насколько же то, что он не чувствует всего, что чувствуют остальные его огорчает. Адамс ещё с первого дня их знакомства думала о том, что было бы, если заставить этого холодного и скользкого типа что-то чувствовать - пока получалось веселить его, заставлять дурачиться и... иногда злиться. Но ладно, здесь особых усилий Мэтти не прилагала, однако, растопить лёд было иногда такой приятной мыслью, что Адамс загоралась ей не хуже, чем азартом во время их игр вроде монополии.
Она не знала более, что Белл хочет услышать, и сама не намеревалась что-то говорить о комплексах. Она лишь с интересом наблюдала за тем, как мужчина выпивает очередную стопку, и, выдохнув, раздумывает над вопросом, казалось бы совсем недолго.
Хотелось бы, конечно, чтобы она этот вопрос и не расслышала, например от того что внизу шумят и вообще, у неё заложило уши, и она пьяная, дряхлая и беспомощная - двадцать два, это ведь так много. Мэтти занервничав, переложила густую копну волос на одно плечо, и пожала плечами, хотя это точно был не ответ. Стоило признаться себе, потому что, несмотря, на то, что Адамс знала, что все эти улыбки адресованы каким-то милым сообщения от той блондинки Джекс с синяками под глазами, что она никогда не сможет пробудить в нём тех эмоций.
Видимо на лице отразились какие-то явные черты того, что Мэтти могла "биполярно расстроиться" в отношении Джекс, но она себе не позволяла злиться, несмотря на то, какой резкой и взбалмошной не была. Сложив ногу на ногу под столом, коснувшись своей ножкой колена парня, Адамс посмотрела ему в глаза.
- Мне тебя мало. Почему-то... о, чёрт, ты ещё не налил новые стопки, - Мэтти перевела взгляд на бутылку, быстро обхватив тонкими пальцами и наполняя стопки, - ты ничего не чувствуешь, я знаю. Пожалуйста, - Адамс поставила бутылку, и накрыла его руку своей, сплетая пальцы вместе, а затем, убрав руку вовсе, сжав ладонь в кулак, и легонько стукнув по столу, - удели мне немного времени, грёбанную капельку. Это же игра, так? Игры - это святое.
Она наклоняется, дрожа к стопке, снова отпивая от края, поднимая руки вверх, сотрясая ими, и снова одной рукой поднимает стопку, опрокидывая и выпивая всё до последней капли. Выпивая как лошадь, девушка уже давно рисковала упасть тут в обморок, если кого-то не убьёт в неадеквате.
- Почему ты держишь меня здесь? Вообще рядом? Я не обладательница дико нужных способностей, я вообще какая-то... больная сучка, - Мэтти повела плечами, прикусив губу, и убирая чёлку со лба. Становилось жарко, как и всегда, и это ощущение она любила. Внутри что-то вскипало, похожее на горечь. Не хотелось обращать на это внимание, и Адамс надеялась, что крепкое пойло это заглушит. Нет, никакой горечи, только сумасшествие и безрассудство. Дикий девиз малышки, что всегда находится в беготне, от самой себя и от других.

И почему ты так наивно просияешь улыбкой, почему громко засмеешься, когда он взваливает тебя на плечо. Ты пьяная, голова кружится, ты готова веселиться ещё три ночи подряд, лишь бы это не заканчивалось, лишь так задницей к верху, весело оглядывая посетителей, что морщат нос при виде двух сумасшедших, один из которых - хозяин заведения.
Никогда Мэтти не задумывалась об идеальной формуле жизни, совокупности каких-то факторов, которые сделают тебя счастливой. Она вообще не представляла себе, что такое счастье, учитывая всё, что приходилось ей пережить, как жизнь кидала её из стороны в сторону, желая иссушить, убить, но Мэтти не поддавалась. Сейчас же, она была влюблена в Алекса. Но это не было любовью, в привычном её понятии, она обожала его за то, что такой холодный с одной стороны, жестокий и властный человек был тем, кто умел веселиться лучше всех. В их компании он был тем кто наливает и спаивает её, создаёт вечеринку - Мэтти душа этой вечеринки, безумная, живая и самая непредсказуемая из всех. Она любила то, что эта была вечеринка для двоих, она мысленно радовалась, что они оказались наедине, далеко от зрителей, где они могут зайти гораздо дальше - наверняка кричать, беситься и бегать друг от друга по кабинету, лежать на полу и делиться впечатлениями под утро. Странно, но Адамс редко верила в его натуральную холодность, несмотря на то, что знала - он всегда выберет Джекс как ту, с кем проведёт ночи, он выберет Джекс, если ей плохо, если она снова устроит сцену. Для бывшей актрисы всё было сценой и немудрено, что Белл верил.
Белл, как и оговаривалось выше - взрослый ребёнок, который тянет большие ладони ко всему, что ему нравится. Он пытается забрать всё, он взял бы приз в номинации «Жадина года», тот, кому родители дают хлопок по попе за невежливое поведение, но он мальчик, который ничему не учиться. Он пьёт кровь обеих девушек, он готов пить кровь любого, чья ему понравится.
Взрослый, жестокий мальчик.
Она взяла в руки стакан с виски, улыбнувшись и словно зачарованная следя пьяными глазами за его движениями, задумываясь как ответить на вопрос, хотя говорить отчего-то, вообще не хотелось.
- Эм, - задумалась Мэтти, опустив глаза, разглядывая узор на ламинате, затем подняла их, посмотрев на стены, где висели дорогие картины, - чёрт, - она ругнулась, мыслей в голове не было совершенно по этому поводу, - я бы на твоём месте боялась, я же сошла с ума, и я очень опасна. Я только культивирую это. Я могу в любой момент убить тех, кто меня раздражает... - хотела она продолжить одним, ему очень дорогим именем, но отчего-то не сказала. Она боялась, что сейчас вызовет его гнев, и попросту не сможет ничего сделать, ибо он скрутит её тонкую шею без единого сожаления, выкинув труп в окошко.
Но он не отошёл, не прогнал, он коснулся рукой кожи щеки, и это место словно засияло, как какая-то сеть лампочек, новогодних, разноцветных. Мэтти немного нахмурилась, закусив губу, а в следующее мгновение он провёл по ней большим пальцем, и заставил Адамс податься на три  сантиметра вперёд, сократив расстояние между лицами.
Он бессовестно ею играл, той, которая казалось, ласки никогда не знала. Конечно, она потихоньку уходила от воспоминаний прошлого, запрещая себе думать, но лица из "того" времени, приходили ей в кошмарах, в которых она визжала, в которых её снова прижимали к стене, заламывая руки, мучили, словно игрушку. Алекс мог бы стать таким же мучителем, в желании и жестокости ему не уступать. Неожиданно Мэтти подумала о том, как она хотела бы, чтобы сейчас он усадил её на тот стол, столкнул в сторону документы, провёл большими ладонями по оголённым ногам. Чтобы он был тем, кто жадно будет проводить губами по её шее.
- Не боишься, что сейчас я могу сотворить совершенно безумные, непредсказуемые вещи, о которых ты пожалеешь, которые тебе так нравятся, - Адамс пропала, разорвав эту связь между ними, прошла до стола, проводя кончиками пальцев по его поверхности.

Опираясь на стол, медленно выпивая виски, качнув предварительно жидкость в стакане, Адамс посмотрела в сторону. С губ обязательно должны были сорваться слова, что так долго витали в её мыслях, мучительно терзали, заставляли ночью ворочаться рядом с другим парнем, который и не подозревал о существовании Алекса, с кем ей так весело.
- Почему тогда здесь я, а не Джекс? В чём вся "соль", Белл? - она опускает глаза на свои туфли, вспоминая о боли, что мучает её ноги уже несколько часов. Вспоминая о кровавых мозолях, что делают её чёртовой мазохисткой - вместо времяпровождения где-нибудь далеко от него, Мэтти была здесь, сама летала на огонь, что её уничтожит. Уничтожит желание жить, что появляется каждый день по песчинке, уничтожит надежду на то, что она заживёт нормально.

Мэтти Элис Адамс, никогда не сможет жить непринуждённо и обыденно, как живут все "нормальные" люди, держаться с кем-то за руку, ходить в кино, рестораны, на фейсбуке обозначать семейное положение... Она никогда не сможет жить, как живут все девушки её возраста, не будет учиться, скорей всего, не будет известной в каких-то компаниях, не заведёт даже твиттер и инстаграм. Адамс вообще всячески отрицала понятие "нормальности", явных человеческих моральных ценностей, она училась жить слишком медленно, чтобы так скоро стать "человеком". Она гораздо взрослее многих ребят, гораздо глубже видела эту жизнь и, наверное, жизнь за что-то посылает ей тех, кто может спасти, тех, кто снова заставляет её жить. Её разрывало на несколько частей от желания понять так много, от желания попробовать всё, чего она была лишена в большинстве своём. Теперь она даже ворует предметы искусства, и рискует попасть за решётку, и на это её каждый раз толкает Алекс, её соблазнитель, спаситель и в некотором смысле - хозяин. Правда, Мэтти знала - когда нибудь она его оставит, когда эти отношения более не будут сулить ничего хорошего. Как сменила несколько городов, так покинет и Атланту, просто сегодня это место стало чуть более важным, чем другие. Всё же это был вопрос времени, стрелка несуществующих часов двигалась довольно медленно, но и она пробьёт, заставит Адамс собрать свои рубашки и шорты, джинсы, платья, фотоаппараты и сесть на электричку - излюбленный вид транспорта. Или на автобус. Но ими Мэтти пользовалась уже куда реже, не терпела жару, запрет на курение в окно, и многое другое. В электричках тоже запрещали курить, но Мэтти нарушала этот запрет - чихала брюнетка на все правила.
Склонив голову на бок, Мэтти исследовала того, кто так медленно растягивал слова, отвечал вопросы, и не давал ни единого ответа одновременно. Она так и порывалась сказать "я хочу услышать ответ", но знала - задаст этот вопрос утром, если до утра доживёт, если Алексу не захочется её убить. Кто знает этих богатых, пьяных, взрослых мальчиков. Однако сейчас, когда он казался таким alive, спустя долго время, Адамс сомневалась что, он сможет причинить реальный вред.
Девушка почувствовала его дыхание на своей щеке, приоткрыла рот, желая что-то сказать, но вместо этого подалась чуть-чуть вперёд, подняв руку, и положив на плечо Алекса. Она немного его сжала, слабо, но ощутимо. Потянув его к себе, добилась того, что он повиновался, их тела соприкоснулись, Мэтти смотрела на мужчину снизу вверх, не сводя глаз.
- Возможно, потому что ты пьяный идиот, - ругнулась девушка, но гораздо тише, чем обычно, и не так обозлено. Слово "идиот" было даже каким-то нежным, в этом случае, - возможно, ты никогда не поддашься, ты трусишь, - это был запрещённый приём, что сорвался с губ. Теперь она боялась, правда сама не знала чего. Того, что будучи спровоцированным, Белл исполнит своё желание, он ведь всегда его старается исполнить, либо другого - он тут же протрезвеет и прогонит Мэтти из кабинета, скажет своё "вызову такси", и уйдёт снова к людям. Последнего отчего-то хотелось меньше.
Внутри всё горело. Горело от ревности, что Джекс может быть той, кто так часто бывает с ним близка. Горело от желания, от страстного желания его тело, от желания, что Алекс всё же сделает что-то, что он повзрослеет хоть на пару часов. Она его тоже хотела, но не могла этого сказать. Она говорила это только одному человеку, тому, кто оживлял её. Дурацкая цепочка.
- Меня ничто не держит, - улыбнулась Мэтти выдохнув, и поцеловав его шею, поцеловав ещё несколько раз, не стесняясь. Она знала, границы стёрты, спущены все звери, что сидели внутри и ждали, когда разомкнут их цепи. Она знала - это что-то изменит, даже внутренне надеялась, что завтра всё забудет и сам Белл всё забудет.
Она переступила черту, самое время бежать.

Ты никогда и не подозревала, что у вас есть схожие черты - вам не нравится, когда у вас отбирают что-то, чего так сильно хочется, а Мэтти действительно хотела от него какой-то отдачи. И снова лёд, снова холод, ты уже не та бабочка, что летит на огонь, похоже, что бабочке даже нечего бояться. Он любит свою блондинку-наркоманку настолько сильно, что готов отказаться от всего, что так сильно хочет. Адамс закусывает губу и смотрит в сторону, проигнорировав его последнее утверждение, будто это и не касалось её. Будто это слова, ушедшие далеко в пустоту, пьяный бред и просто болтовня.
Просто тяжело кому-то представить, когда ты танцуешь вокруг хищника и готова ему отдаваться, хотя на самом деле есть кто-то, кого ты от этого хищника пытаешься уберечь. Ты до того сильно дорожишь тем мальчиком, чьё имя начинается на D., что ты ведёшь себя словно шпионка, и не позволяешь ему тебя провожать, Белл - всегда может быть рядом. И это танец, танец в котором несколько человек наступают друг другу на хвосты, на гордость, в котором обязательно кто-то будет лишний. И странно то, что Мэтти никогда не заботилась ни о ком, у неё даже умерла бы улитка в аквариуме, а бережёт того, с кем утро встречаешь ветчиной, и вы даже поклялись пожениться, если будете уже настолько старыми, что не найдёте вторых половинок. У вас будет пять мальчиков, и одного из них будут звать Отто, а другим он сам придумает имена. Вы играете в семью, в которой привык жить D., но на самом деле, никакой семьи может и не быть, если хищный сокол - Белл, узнает о существовании кого-то ещё.
Однако не стоит забывать о том самом неловком моменте, когда с болью в сердце понимаешь - он жертвует своими желаниями потому что любит другую.
- Ты её любишь, - сморщилась, прошипев это с отвращением, будто на самом деле фраза была "ты крадёшь у сирот конфеты", Мэтти развернулась, падая спиной на стол, ложась на какие-то бумаги, и столкнув стакан стоящий сзади. Она легла на прохладную поверхность, чувствуя, как неприятно выпирающим лопаткам, свесила голову вниз, волосы копной свисали, и, смотря прямо перед собой, только естественно наоборот заговорила.
- Я подожду, пока к мозгу прильёт вся кровь, и умру, - какой нелепый способ умереть, - а ты иди. Мне так... неловко, что лучше я покончу собой самым идиотским методом, - на секунду она повернула голову, посмотрев на Алекса сверху вниз.
- У тебя широкий стол, ложись рядом. Это будет самое странное массовое убийство двух придурков. Мне даже непривычно, что мне кто-то не даёт. Надо же, я получала за это зарплату. Еженощно, - казалось этот поток бреда уже не остановить, но как же ещё загладить, самую ужасную ситуацию в жизни.
- Так всё же, ответь, - Мэтти решила не дожидаться утра, хлопая ладонями по поверхности стола, - почему здесь я, а не Джекс? - лицо краснело, и явно не от злости. Можно было ожидать чего угодно, вплоть до нового припадка, в котором Белл точно мог пострадать, если не лишиться жизни вовсе. И тогда отъезд придётся переложить на сегодня, спешно сжигая паспорт с именем Мэгги Элиза Кеннеди, и доставая новый, где имя, кажется, начиналось на У... Урсула. Настоящее имя для того, чтобы тебя положили в сумасшедший дом, и не трогали. Кто может подумать на больную, с биполярным расстройством, убийство точно примут за преступление в состоянии аффекта. Как удобно, любую шалость, даже самую жестокую, можно скинуть на болезнь. Оказывается, вот в чём моя польза для этого Белла.
Сложив ноги в колени, Адамс всё-таки подняла голову, которая начинала кружиться, и сдвинулась чуть вперёд, чтобы полностью лечь на стол. Благо, габариты его позволяли. Желание не исчезло, она всё ещё ярко представляла картину происходящего, но это уже оставалось фантазией, ни в коем случае, осуществления мечты не произойдёт.
- Подойди, - шепнула Мэтти, - я тебя не трону, - даже какой-то грустный тон, потому что самое худшее, что могло быть - Алекс её боялся. Самое несбыточное предположение, но имеющее право на существование.

Внутри всё стыло от ужаса - это привычное чувство страха и предчувствие опасности. Ты - оленёнок, который замер перед лицом убийцы, своего хищника, который не пожалеет никого, ежели того захочет. Кровь стынет в жилах, сердце практически не бьётся, становится холодно, глаз не сводишь с его лица, что оказалось так близко. Казалось, ты и сама боишься теперь того, что они могут перейти черту, но Мэтти больше не будет инициатором. Она всё же будет выше, она будет молчать и не даст сомневаться в своей правоте, в том, что ничего не скрывает. Пересилив собственный страх, Мэтти улыбнулась, правда довольно натянуто.
Поднявшись, так, чтобы уже наконец слезть со стола, учитывая, что тут ничего не произойдёт, Адамс пожала плечами, и медленно повернулась, посмотрев на Белла через плечо. Неизвестно почему, но было понятно - вечеринка испорчена и сейчас это будет похоже на приставания их друг к другу, бессмысленные разговоры и убеждения Белла, что он хозяин положения. Это даже стало как-то раздражать Адамс, и она спрыгнула со стола, отдалившись и гуляя по кабинету, наконец, приземлившись на диван.
Новая игра, нет? Кошки - мышки, он от неё - она к нему, он к ней - она убегает. Только мужчина и наша брюнетка менялись ролями, сами того не ожидая. Адамс положила голову на спинку, смотря прямо в потолок и медленно растягивала слова.
- Я уйду от тебя, и ничто меня не остановит, головорез, - на распев, ответила Мэтти, не думая о том, что это только разозлит Белла. Да и пусть, Мэтти была той, что не обращала внимания на чьи-то возможности и угрозы. Да, в этой ситуации она боялась, что реки крови будут реками крови D., но она приложит все усилия, чтобы Алекс не сделал ему ничего. Пока было достаточно того, что киллер ничего не знал, было достаточно того, что Адамс им дорожит.
- Это вопрос времени, - заключила девушка, - у тебя есть сигареты? - она всё также не сводила глаз с потолка. Мягкий свет падал худое тело, платье обтягивало фигуру, казалось было катастрофически коротким, однако, это ничуть не трогало Адамс, видимо экстравагантный стиль в одежде был преобладающим.
У неё пропало желание о чём-то говорить, ибо она старалась в буре эмоций, состоящей из страха за другого человека, из желания того, чтобы Белл попробовал в этом мире что-то иное, кроме тела блондинки, из огромного желания покурить. Пить более не хотелось. Она думала, чем она займётся дальше, явно не поедет к D., - сегодня нельзя, это было правилом номер один. Ни в коем случае нельзя было появляться у молодого человека сразу после Белла, киллер должен был забыть о ней ненадолго, а потом уже и не следил бы.
Скоро я пойду, - подумала Адамс, взглянув на часы, висящие на стене. Чёрный, глянцевый циферблат и тонкие, серебристые стрелки - более ничего. Самое глупое изобретение, в нетрезвом состоянии ещё и приходится думать, сколько же сейчас времени. В этот раз задача лёгкая - ровно час. Ещё несколько часов и она пойдёт пешком домой, ночью особенно нравилось идти через мост, снимать туфли, и чувствовать, как прохладные камни расслабляют ноги, уставшие от ходьбы весь день. Кажется, Мэтти хотела потанцевать.
- Я хочу потанцевать, - вдруг девушка подняла голову, - включи что-то расслабляющее, пригласи меня, Белл, - зелёные глаза посмотрели умоляюще, она встала и настолько грациозно, насколько была способна, подошла к мужчине, рукой проводя по его плечу, и оставив её там. Приоткрыв рот, она снова желала, чтобы их тела соприкоснулись, желала этого напряжения и его горячего дыхания рядом.

Танец - такой интимный момент, ежели конечно у партнёров есть желание танцевать, если они готовы на эксперименты, если они готовы отдаваться друг другу, одновременно только передвигаясь. Мэтти не была лучшей в этом деле, скорей она профессионал в другой сфере танцев... но грация какая-то присутствовала, а вот желание - довольно того, что она очень желала Алекса, который хищно улыбался, который был так ласков перед смертью, так соблазнителен в своей злости, в своей настойчивости. Он пытался её приструнить, пытался приручить даже взглядом, улыбками и явно не подозревал, что её тянуло, однако, Мэтти с этим боролась.
Она страстно приняла его ласки, как собственную неминуемую смерть, смерть от того, что теперь он отвечает, со всем желанием, он спровоцирован и ничего не остановит. Адамс и не желала этого, она с удовольствием принимала всё, она громко выдыхала, впуская свою смерть, отвечала на поцелуи, кусая его губы, оставляя кровавые ранки. Это довольно необычно - киллеру, жестокому зверю она настойчиво причиняла боль, настойчиво хотела сделать ему гораздо больнее. Это было страстью, жаром между ними, температура воздуха растёт, учащается биение сердца, наконец, они могут дать волю, тем людям, что до этого только скрывались. Маски сняты, больше нет границ, с этого момента изменится всё...
Адамс, только с огромным жаром целовала его, руками сжимала плечи, проводила с силой по шее, проводила по волосам. Она маленькими ногтями впивалась в кожу, в предплечья, прижимаясь всем телом. Мысли ушли в  сторону, хотелось отдаться только тому, кто важен сейчас, кто так сводит с ума одними лишь горячими ладонями, губы ещё желанней, это стоило того, чтобы ждать, чтобы долго играть в неизвестную, такую напряжённую игру.
Остановись, - хотела сказать Мэтти, но только обхватила его лицо своими руками, заглянув в глаза, в следующее мгновение стянула с себя платье и кинула на пол, затем снова прижавшись, проводя языком по шее, не говоря и слова. Она обвила его торс ногами, ещё сильнее прижав к себе, она только и хотела чувствовать этот безумный жар. Мэтти возбуждённо простонала от всего этого сумасшествия, в такт музыке продолжала припадать к губам Белла.
И ты никогда не пожалеешь, возможно, даже через n - ое количество лет, дней, какими бы не были последствия.
И ты никогда не забудешь этого адски обжигающего льда, страстного взгляда, горячего дыхания и стонов, и эта песня всегда будет саундтреком к этой поздней ночи, независимо от того, что будет после, что будет утром. Её возбуждала сама мысль о том, как Белл пытается её приручить, как с жаром он будет вспоминать то, что они совершили, как он будет мяться перед своей Джекс, потому что он мальчик. У него есть чувства, разве не чёртова безумная страсть об этом свидетельствует? Он безумец, что сейчас прикусывает её кожу на ключицах, она так же не находится в здравом уме, запрокидывая голову и наслаждаясь происходящим. Кусает мочку уха, оставляет маленькие синячки на шее, целует, сначала боль, за тем новая капля наслаждения, в этом нет системы, нет смысла, нет ничего, что их остановит.
Это танец двух тел, яро желающих друг друга. Это прямая дорога в сумасшедший дом. Дорога, которую они мостят из безответственности и глупостей, что совершали вместе до этого.
Далее трек сменился другим, более расслабляющим, но огненных прикосновений уже нельзя было остановить, теперь Алекс был уязвим, так же как и Адамс, что наступила на гордость, дала волю своим фантазиям и воплощала их в жизнь в ещё большей степени.

Ты чувствуешь что-то внизу живота, сжимающееся, что-то особенное, заставляющее расслабиться, отдаться всем своим эмоциям, несмотря ни на какие запрещающие тебе это сделать знаки. Ты идёшь туда, куда нельзя идти, и последствия этих действий необратимы, ты та, кто позволяет монстру стать тем, кто будет держать твоё хрупкое тельце на руках, кто будет кусать твои губы, громко дыша. Ты позволяешь себя раздевать, и несмотря на прошлый печальный опыт, ты не испытываешь никакого дискомфорта, ты хочешь прижаться всем телом и обжигаться о его горячее тело. Иногда отрываешься, не желая открывать глаза, запрокидывая голову, чувствуя его губы и укусы у себя на шее. Это игра с огнём, где ты добровольно становишься той, кто будет сходить с ума от воспоминаний такой ночи. Кто будет возвращаться в памяти именно к этим прикосновениям, к этим выдохам, вздохам, но воздуха всё равно не хватает. Кажется, ты готова умереть в этих объятиях, кажется, что это последний твой день, когда твои руки так сжимают его шею, путаются в волосах. Спускаются ноги с его талии, и ты, посмотрев ниже, быстро расстегиваешь ширинку мужчины, снимаешь последний атрибут, и запрыгиваешь снова.
Секунды. Первые секунды всегда самые приятные, как будто это единственное, что ты так сильно хотела, и так желанно получила. Это словно твой сон, единственный и такой сумбурный, потому что в глазах всё плывёт, ты поднимаешь голову, простонав, и чувствуя, как мокнут щёки. То ли это выходит от осознания, что такая ночь не повторится, то ли от того, что ты слишком сильно желала этому произойти. Как долго вы не пересекали границ, даже не целуясь, и как скоро всё произошло. Так случалось только у по-настоящему сумасшедших людей, только у тех, кто поистине делает то, чего хочет.
И плевать на то, что это кабинет. Плевать на других, на тех, кто был с ним в постели и не раз, плевать на людей, что вокруг могут осуждать. Никто не узнает. Никто не сможет понять этих ярких минут наслаждения, когда окружающие предметы меняют свои краски, когда его глаза соблазнительно голубые, пьяные, ты любишь его дыхание, пытаешься запомнить каждую секунду, ритм, движения музыку на заднем плане.
Словно ты почувствовала его заново. Этого дурного Алекса Белла, что может самовольно распоряжаться чужими душами, что так гордо улыбается, когда чувствует свою власть, правоту.
Грёбанный мудак. Как часто ты называла его кем угодно, смеясь своими некрасивыми зубами, толкая кулачком в плечо, поднимая левую ногу, согнув его в колене. Ты обожаешь его жестокость, потому что именно сейчас она превращается в дикую, необузданную страсть. И ты готова идти на край света, лишь бы этого не забыть.
Сознание принимает новый облик, всё путается, и по-настоящему сходишь с ума, кусая его за плечо, вдыхая в себя воздух, оставляя новый синяк. Царапаешь спину, плечи, руки, словно ты его убить готова. Ты припадаешь к губам, стискивая губы, хочешь почувствовать на вкус его кровь, возможно, она какая-то волшебная.
Это никогда не станет покровительством, повиновением и любовью. Ты никогда не будешь прибегать, когда ты ему нужна, ты появишься сама, и снова попытаешься свести с ума, не отпустишь руки, не перестанешь обзывать его. Ты просто станешь верить. Больше верить, ничто не помешает сесть ему на руки, и снова начать целовать страстно. Потому что границы стёрты, всё смешалось...

Твоя жизнь напоминала порой сплошной круговорот из секса, вздохов, запаха пота и денег, беспорядочная смена тел, беспорядочные побои и танцы у шеста, твой пьяный взгляд, сигареты и бездумные посиделки в квартире-студии. Времена менялись, менялись обстоятельства, ты стала чаще видеть сны, осознавать своё свободное существование, относительно свободный образ жизни. Ты стала управлять чужими снами вскоре, но ими были только те, кто засыпал рядом. По сути, это досталось только одному человеку, который в бреду мог водить руками по её телу, ничего не говорить, и позволять засыпать рядом. Позволял укрываться его пледом, а утром оставлять, пока идёшь до ванной, скидывая у дверей. Она управляла его снами, а затем с интересом слушала по телефону, что сон был довольно реален и забавен. Это было маленькой игрой. Маленькой детской шуткой, хотя детства у Мэтти вовсе не было.
С Беллом не было засыпаний в обнимку, что и говорить, они ночами не спали, дурачась, словно два подростка и выпивая, так как имели все возможные табу у себя под рукой. Сейчас она чувствует его сильные руки у себя на талии, чувствует как он сжимает маленькую грудь, возбуждённо вздыхает и ни с кем не испытывала подобной запретной страсти. Она пьяна от стонов, пьяна от виски, пьяна в его объятиях, и это ощущение полной отдачи. Словно она подбитая синица, которую кто-то согревает в руках, а скоро наступит смерть - смерть неизбежна. Смерть это то, что спасёт от сожаления, от каких-то неловких взглядов. То, что поможет избавиться от всех тягостей, от привязанности к этому ледяному сумасшедшему, который сейчас так отчаянно целует её шею, словно они живут последний день. Она дрожащими губами ловит его губы, прижимается, податлива в его руках, готова на любые методы, убей все чувства, Белл, ты умеешь. Она выдыхает, и скоро в грудной клетке и вовсе не останется воздуха, и она готова умереть, лишь бы не знать всех девушек, к которым он поедет потом.
Он был заразительной болезнью, чем-то, в чём ты нуждаешься, без конца цепляешься за его общение. Ты приезжаешь в этот клуб, чтобы снова чувствовать себя способной на многое, чтобы быть на высоте. Он заставляет чувствовать тебя на высоте, когда ты видишь его смех, когда его рука лежит на плече, когда вы до утра играете в какие-то глупые игры, как будто вам не хочется этого прекратить.
Вы сдались, белые флаги летят в стороны, враги сгорают в объятиях друг друга от страсти, что их сжигает. В глазах огонь, в теле эти сумасшедшие эмоции, это ощущение невероятно сильной близости. Ты этого так долго хотела, ты добилась своего, внутри всё бурлит от удовольствия и эмоций, от самой возможности закусывать его губу и смотреть таким счастливым взглядом.
Наклоняешься, припадаешь к шее, двигаешься в быстром темпе, прислоняясь всем телом, снова хорошо, снова фейерверки в голове, как будто ты выпила не одну бутылку. Словно ты впервые такое чувствуешь, и в этом есть доля правды - никогда никто не был таким желанным для тебя, никогда никто, не заводил одним взглядом, никогда не был так безумен, как ты это любишь.
Холодная ткань дивана особенно уместна, когда тебе так жарко, когда хочется прислониться всей хрупкой спиной, закурить и расслабиться, продолжать чувствовать то, как он целует твоё тело, видеть, как он исполняет неизвестный ритуал, ласкает ладонями, смотрит горячими глазами. Алекс был кем-то, кто впервые довёл её до таких неизвестных эмоций - когда жутко хочется умереть. Когда жутко хочется чтобы именно на этом потрясающем моменте кончилась жизнь.
Она припадает к губам мужчины, и сквозь поцелуй издаёт громкий стон - свидетельство того, что по всем телу пробегают мурашки, что ты настолько счастливо содрогаешься от удовольствия, что готова остаться здесь навечно. Ты действительно им больна, сможешь ли отказаться от всего утром?

Создалось ощущение, как будто кто-то открыл все форточки настежь и ветер обдувал её худые, вспотевшие плечи, и непременно стало морозить. Мэтти только что испытывала самые неповторимые эмоции на свете, для того, чтобы в дальнейшем столкнуться с холодом, которого никогда не встречала, несмотря на то, что знала Алекса Белла достаточно. Но он никогда не был так холоден, и так безразличен как сейчас. Словно те уроды, имевшие её час за сто пятьдесят долларов, а потом наспех одевающееся, потому что дома жена ждёт их с разогретым барбекю. Только Белл стал ещё более худшим примером такого клиента, он выпил залпом виски, будто бы только что испытал смертельный страх, а перед ним сидит самое отвратительное существо, на этом холодном, кожаном диване. Девушка опустила голову, закусив губу, стеклянными глазами смотря в пол, как и раньше, находясь в глубоком ступоре. На диван упали её вещи, платье беспомощно скатилось на пол по скользкой ткани, и Мэтти даже не постаралась его поднять. Она медленно надела нижнее бельё, и осталась сидеть на диване, потирая плечи, будто стараясь себя обнять. Обычно, в этот момент её обнимали, но это было с другим. Даже с тем, кого она не любит, конец был гораздо более... спокойный. Закурив, девушка медленно вдыхала дым, будто нервничая, дрожащими пальцами держа сигареты. Казалось, это самые отвратные минуты в её жизни, потому что она чувствовала, будто прошлое снова её настигло.
В голове в этот момент крутились слова radiohead, просто вспомнились на несколько секунд, весьма обнадёживающие, но неизменно подходящие к ситуации:
- Pack and get dressed,
Before your father hears us,
Before all hell breaks loose, - прошептала девушка, прежде чем Белл снова оказался рядом. Он был одет, и его голос безразличен, сух и неприятен. Мэтти накрутила прядку волос на палец, всё ещё стараясь не смотреть в его глаза. Хотелось выдавить из себя несколько ругательств, но и на это не было сил, будто мужчина выпил её без остатка, потушив какую-то оставшуюся слабую лампочку внутри, ту, которая чертовски иногда её раздражала. Она не верила ни во что, и сейчас, испытав возможно самое сильное чувство желания быть с кем-то за всю свою жизнь, Мэтти отреклась от какой-либо веры ещё больше.
- Я чувствую, - наконец заговорила девушка, выдержав длительную паузу, затушила сигарету и кинула окурок на пол. Он красиво пролетел, и несколько искорок растаяли в воздухе, упал на пол, один раз оттолкнувшись, а затем, остановившись навсегда, - будто я снова жду свои сто пятьдесят. Another fuckin' awkward moment, - замолчала Мэтти, запрокинув голову и надолго зажмурив глаза, так сильно, чтобы стало даже немного горячо, даже немного больно. Ты открываешь их, и всё вокруг ненадолго плывёт, странное грёбанное чувство. Ты пытаешься что-то забыть, но не выходит, ощущения абсолютно отвратные. Холодный стакан касается плеча, ненадолго вытащив из собственного маленького мира, и Мэтти поворачивается, нахмурившись. Закусив губу, она словно замученным взглядом смотрит на Белла, пытаясь отреагировать на его реплику.
- Чему мешает эта проблема? - её особенно напрягло слово - проблема, будто Мэтти вдруг сломалась, после всех изощрений, что произошли, и Алекс пытается свою "игрушку" починить.
- Всё это? Я тебя хочу, - лёгкий поцелуй её плеча снова словно сделал её ещё более слабой. Снова нет сил говорить, хочется продолжать качать ногой, не касаясь пола и дальше, - я никогда не задумываюсь, к чему я стремлюсь, - хотелось закончить чем-то вроде "дай мне смысл", но Адамс знала - это не нужно Беллу. Он далеко не хотел укрыть её пледом и позволить уснуть у себя на коленях. Он был самым непонятным человеком из всех, тем, кому было позволено её мучить, хотя Адамс усиленно себя убеждала - что всегда сможет от этого отказаться. Повела плечом, и сжала руки в кулаки, сильно, так чтобы ногти впились в кожу, однако, ран не сделали. Мэтти касается кончиками пальцев его щеки, опять же испытывая какие-то внутренние, ещё неизвестные ей муки, будто камень на шее становится только тяжелее с каждой секундой.

Отредактировано Mattie A. Adams (20 Янв 2013 03:07:36)

Отчего их магнитом тянет друг к другу? Возможно, она - магнит для тех, кто будет её топить во тьме, похоти, грязи, страданиях? Брюнетка отчётливо понимала, что возможно, это последняя ночь, когда они смогут наслаждаться друг другом, потому что утром всё будет, словно застлано туманом, тайной, будто ничего не произошло. Адамс с какой-то редко присущей ей горечью изучала малейшие детали его лица, понимая, что не хочет, чтобы солнце всходило, чтобы в кабинет просочились даже самые слабые лучи. К сожалению, судьба дала ей самые подлые способности, совершенно бесполезные, хотя было бы гораздо лучше, если бы она могла останавливать время. Зелёные глаза внимательно смотрели на стрелки часов, будто она в силах прервать их работу, будто выпадут батарейки, их тик перестанет действовать на нервы. Она переводит взгляд снова на лицо Белла, с презрением посмотрев на него, в ответ за такой идиотский вопрос. С одной стороны, её тянуло к двери, схватить платье, телефон и хлопнуть дорогим деревянным предметом интерьера, как всегда, держа в руках дорогие туфли. Ругнуться на охрану, растолкать людей, вылететь из клуба и поклясться, что никогда сюда не вернётся. Для пущей надёжности можно было бы в психическом расстройстве, облить всё вокруг бензином и поджечь, тем более что именно у Адамс есть весомая отговорка - биполярное расстройство. Между фазами, она казалась самым нормальным человеком, правда, много ругалась, вела себя и без того странно. Однако сейчас риск для новой фазы был велик - весьма незавидное депрессивное состояние, которое наедине с собой станет ещё более утомительным, всеобъемлющим.
Она покорно садится на колени, волосы щекочут его плечи. Взлохмаченная и вспотевшая - не самое соблазнительное состояние, но отчего-то, Белл поил её виски, как беспомощного котёнка, жарко целовал, а Мэтти становилась пьяна скорей от этих прикосновений его рук, от поцелуев, в которых она успевает забываться, руками лезет под его одежду, желая разорвать на кусочки. Брюнетка окончательно забылась, не желая останавливаться, мучая себя только больше.
И отчего возникает это паршивое чувство, когда тебе не хочется его отпускать? Может это патология её психического расстройства, новый вид особой тяжёлой привязанности к кому-либо, одновременно желание быть свободной. Хотя самой что ни на есть свободной она чувствовала рядом с ним, с этим Алексом Беллом, который никогда не требовал от неё постоянного нахождения подле себя. Сейчас же, он расстегивает застёжку её нижнего белья... Снова.
Мэтти неловко запрокидывает голову, волосы защекотали собственные плечи и спину не хуже, чем руки Алекса. Ей хочется ответить, но голос, будто не слушается, и, открыв рот, хрипло выдохнув, Адамс замолкает. Это было наркотиком - каждое его прикосновение, волшебный магнетизм, тепло его тела, однако, в голосе насмешка и безразличие. Будто сейчас он реально воспринимает её словно шлюху, а не ту Мэтти Адамс, с которой готов был просидеть ночи напролёт.
- Документы... - шепчет она, ухмыльнувшись, - я не та, кто что-то собирается подписывать, я не блондинистая малышка. Я хочу тебя безумно и навсегда, - она опускает голову, прислоняясь лбом к его лбу, и ручками со скрюченными пальцами, обхватывая лицо, - я никогда тебе не достанусь, идиот, так просто. Я ненавижу всё в тебе, и хочу этого всего, одновременно. Хочу тебя сломать, - Мэтти медленно закрывает глаза, растворяясь в аромате, что источает его тело, растворяясь от этих ласк прикосновений, - i am the ocean, i am the sea, - напевает Мэтти одну из любимых песен, всё также шёпотом. Руки спускаются на шею, одна залезает за ворот, проводит по позвоночнику. Приятная дрожь от всего происходящего и её охватывает, даже от холода в его голосе становится как-то привычно... ты перестаёшь в холоде искать милые нотки, ты просто становишься той, кто привыкает ко всему, принимает таким Алекса, человека, погубившего не одну душу. Отчего же ей так хотелось погубить его, сломить волю, заставить страдать, даже если он был самым желанным человеком на этом свете?
Мэтти целует мужчину, углубляясь в поцелуй, до сих пор не открывая глаз. Внутри просыпается снова жаждущее, неизвестное никому из "нормальных" людей чувство, снова желание, которое никто никогда не возбуждал в ней так легко, никто не заставлял её так сильно сожалеть о происходящем, одновременно радуясь своим мучениям, позволяя темноте поглощать себя и топить, своими длинными, чёрными руками.